Двуглавый российский орел на Балканах. 1683–1914 - [97]
Заключенный 6 июля 1827 года трехсторонний договор в секретной своей части предусматривал использование побудительных мер с целью заставить Порту пойти на уступки. Соглашение явилось плодом борьбы и компромисса, но, «продавив» это решение, отечественная дипломатия не сумела добиться четкого определения упомянутых мер. В итоге адмиралам трех эскадр, британской, российской и французской, было предписано прервать снабжение турецко-египетских войск боеприпасами и продовольствием, применяя для этого в случае необходимости силу, но не прибегая к военным действиям[431]. Трех флагманов полученные путаные указания повергли в недоумение, но истолковали они их по-боевому Возможно, влияние оказал психологический фактор. Какой моряк не мечтает о воинской славе, а она так редко осеняет флотоводцев! Крупные баталии на море в XIX веке можно пересчитать по пальцам: Трафальгарская (1805 год), Наваринская (1827 год), Синопская (1853 год). Ну как же упустить шанс и не вписать свое имя в скрижали морской славы?
8 (20) октября 1827 года соединенная эскадра под командованием адмиралов Э. Кодрингтона, Л. М. Гейдена и А. де Риньи уничтожила укрывшийся в Наваринской бухте на юге Морей турецко-египетский флот.
Петербург приветствовал славную баталию колокольным звоном, а в Лондоне погрузились в печаль. Идти на большую ссору с Высокой Портой здесь не собирались. Джордж Каннинг только что ушел из жизни, сменившие его посредственности считали, что и так зашли слишком далеко в побудительных мерах. Король Георг досадовал: он послал Кодрингтону ленту (орденскую, как-никак – великая победа), хотя тот заслужил веревку (понятно, для чего). В тронной речи монарх назвал сражение досадным происшествием. А Высокая Порта еще обострила ситуацию, потребовав у трех держав возместить ущерб, причиненный ей потерей кораблей, и принести извинения султану, иными словами – признать битву актом разбоя. Пойти на подобное унижение значило для держав выпороть самих себя. 8 декабря 1827 года, исчерпав все меры воздействия, их представители в Стамбуле объявили о разрыве отношений с Портой. Лондон и Париж очутились в тяжелом положении – Петербург подвел их к порогу войны с Османской империей. Но не воевать же для ее разрушения и укрепления российских позиций на Балканах и Ближнем Востоке! Единственное, что оставалось сделать, – это отмежеваться от опасного союзника. Глава Форин-офис лорд Дадли поспешил еще раз перестраховаться, предложив подписать так называемый протокол о бескорыстии от 30 ноября (12 ноября) 1827 года, в котором стороны вновь засвидетельствовали отсутствие у них территориальных претензий к Высокой Порте (что вполне соответствовало российской внешнеполитической концепции). Две державы оказались в тупике: после трех актов о сотрудничестве с Россией и Наваринского сражения они не могли поворачивать фронт на 180 градусов и выступать в защиту Турции. Самое большое, что им оставалось сделать, – это покинуть Россию накануне войны, что и произошло. Диву даешься, читая рассуждения A. B. Фадеева в его солидном труде, в котором он, во имя классового подхода и изобличения самодержавия писал: «Нессельроде и его сотрудники не сумели должным образом обеспечить в политическом отношении новую войну»[432].
Ждать оставалось недолго. 27 декабря того же 1827 года последовал указ падишаха, в котором Россия объявлялась исконным врагом Османской империи, подстрекавшим греков на мятеж против кроткого турецкого правления. Султан призывал правоверных «отвергнуть нелепые требования трех держав», «восстать поголовно за веру и империю свою», вспомнить славу предков и затмить ее своею[433].
14 (26) апреля 1828 года началась очередная Русско-турецкая война.
Разразившийся в посленаполеоновскую эпоху на балканской почве кризис в международных отношениях поучителен. В ходе его сошел со сцены Священный союз как политическая и организационная структура, разбившись о балканские утесы, и немалая «заслуга» в этом принадлежала царизму. В борьбе между чувством и долгом самодержавие мучительно и с колебаниями выбрало последнее и встало на путь поддержки освободительного движения христианских народов и попрания власти легитимнейшей из династий, Османской. Подобного удара по своим принципам Священный союз не выдержал. Его Веронский конгресс (1823 год) оказался последним, хотя участники конгресса разошлись под бодрые пожелания ему долгих лет жизни и процветания. На самом деле строй держав смешался, никогда больше Россия, Австрия, Франция, Пруссия не выступали в едином строю, каждый защищал свои интересы и тянул воз на себя.
Но духовно, как выразитель начал легитимных и охранительных, Священный союз продолжал существовать. Различные комбинации правых сил, сражавшихся с революцией, нарекали его именем.
Балканы рано вышли из тени Священного союза, оказавшись в развилке между постулатами легитимизма и государственными интересами России. Сомкнулись соображения стратегической безопасности, коммерческой выгоды, народной симпатии к православным и стремление избавить их от османского гнета. В кои-то веки власть пошла вместе с обществом.
