Двуглавый российский орел на Балканах. 1683–1914 - [148]
Позицию отечественной дипломатии в отношении Балканского союза последовательной назвать нельзя. A. M. Горчаков сомневался в его успехе и советовал Михаилу Обреновичу не горячиться и не спешить. Видимо, не случайно в Сербии оказалась офицерская миссия, вынесшая самые неутешительные представления о состоянии вооруженных сил княжества, – ощущалась острая нехватка в командном составе, его собирались пополнить лицеистами, санитарная служба отсутствовала, роль госпиталей должны были играть монастыри, запаса продовольствия и фуража не существовало, в коннице – некомплект. Генерал Д. А. Милютин рекомендовал «охлаждать неразумные увлечения единоверцев». Но все же сербы получили немалый заем (300 тысяч дукатов) и приобрели новую партию оружия, которое было переправлено в Гамбург, и оттуда некая немецкая фирма, якобы без ведома Милютина и Горчакова, переправила его в Сербию.
Сроки выступления откладывались и откладывались, до схватки дело так и не дошло. Сербам повезло: Высокой Порте, занятой подавлением восстания на острове Крит (см. ниже), пришлось пойти на уступки. Габсбургская монархия, потерпев в 1866 году разгром в войне с Пруссией, выдворенная из Германского союза, залечивала раны и не могла себе позволить ввязываться в балканские дела. Когда ее посол в Стамбуле посоветовал великому везиру смириться с неизбежным и пойти навстречу сербским требованиям, последний воскликнул: «И ты, Брут!» – что свидетельствовало о знакомстве турка с античной историей.
Оставшись в одиночестве, Порта смирилась, вывела свои войска из четырех крепостей на сербской территории с оставлением в них тяжелого вооружения. В Сербии отпраздновали торжество народного дела. Михаил Обренович отправился в Стамбул, где его встретили с почетом. Но в следующем году он пал жертвой интриг и междоусобиц. Балканский союз тихо скончался. Обнаружившиеся между его участниками противоречия по территориальным вопросам стали в дальнейшем тем фактором, что превратил Балканы в «пороховой погреб Европы».
В 1866 году началось восстание греков на острове Крит под лозунгом «нерасторжимого союза с матерью родиной». Повстанцам удалось захватить горную твердыню Сфакию. Потом разнеслась весть – игумен монастыря Аркадион Гавриил взорвал пороховой погреб, предав смерти много карателей. Европейская общественность восхищалась отвагой потомков древних эллинов. А на земле Крита развернулась трагедия: османские войска сравнивали с землей деревни, уничтожали плантации оливковых деревьев, жители скрывались в горах. Наступил голод. На мятежный остров стали прибывать суда с добровольцами из Греции.
Все державы стремились избежать большой войны, но на этом их согласие кончалось. A. M. Горчаков считал «самым естественным» выходом присоединение острова к королевству, а в случае недостижимости этой цели – предоставление Криту широкой автономии наподобие существовавшей в Румынии[629]. Были выделены деньги на покупку голодающим критянам хлеба. Митрополит Филарет призвал паству к жертвам в пользу единоверцев. Отозвался и «свет», на новогоднем балу в пользу страдальцев была собрана немалая сумма.
Державы направили в критские воды военные корабли под предлогом защиты своих подданных от грозивших им бедствий. Капитан первого ранга И. И. Бутаков, командир парового фрегата «Генерал-адмирал», по своей инициативе стал вывозить с острова беженцев тысячами. Но единомыслие в российском обществе отсутствовало, появились оптимисты и пессимисты. Творить расправу на остров прибыл Омер-паша, повстанцы сражались стойко, на смену погибшим вставали новые бойцы – и так два года. Многим представлялось, что Балканы все в огне – Балканский союз, Критское восстание, вечно мятежная Черногория. Газета «Современные известия», отражая подобные настроения, писала: «Если бы дело дошло до действительной борьбы, если бы только между всеми было дружное согласие, к чему тут союзники и покровители? Греция с юга, Сербия и Румыния с севера, Черногория с северо-запада, восстание в середине, – разве тут устоять хоть с двадцатью Омер-пашами?»[630]. М. Н. Катков, выступая в «Московских ведомостях», придерживался иной точки зрения: Европа «начнет сочинять всякие протоколы, подпишут какую-нибудь хартию, которую турки примут, не собираясь ее исполнять». Но и он полагал: «Единство балканских народов – вот ключ к успеху»[631]. В правительственных сферах A. M. Горчаков, министры финансов М. Х. Рейтерн и внутренних дел П. А. Валуев, шеф жандармов П. А. Шувалов стояли за действия в рамках «концерта», председатель кабинета И. П. Гагарин, глава военного ведомства ДА. Милютин, Н. П. Игнатьев считали возможным прибегнуть к разрыву дипломатических отношений с Высокой Портой с целью побудить ее к уступкам. Возобладало мнение первых. В марте 1867 года представители России, Франции, Пруссии, Австрии и Италии договорились о демарше в пользу критян. Британец к пятерке не примкнул, он признавал правомерность присоединения острова к Греции, но только с санкции султана. Предложение держав о проведении на Крите плебисцита Порта отвергла.
В недрах французского правительства возник план спасения Османской империи путем ампутации отдельных ее частей. Грецию при этом предполагалось вознаградить Фессалией, частью Эпира и островом Крит. В ведомстве на Певческом мосту проект подвергся сокрушительной критике. Щедрость в нем предполагалось проявить лишь там, где существовала надежда на укрепление французских позиций. Сербия, Босния, Герцеговина, Македония отдавались на произвол мусульманского государства, подпираемого Европой. Претворение проекта в жизнь разобщит, а значит, и перессорит балканские народы. Россия помышляет о будущем христиан, Франция – об укреплении Османской империи, приходил к печальному выводу Горчаков.
