— Кузины?
Том виновато пожал плечами:
— Я прекрасно понимаю, что сейчас нам меньше всего нужны шумные празднества, но у матери и отца очень дружные семьи, и я представляю, что произойдет, когда они услышат про свадьбу. Они сразу же ухватятся за такую редкую возможность и примут в этом событии самое активное участие.
— Самое активное участие, — как эхо повторила Джулия.
— Я сделал несколько звонков, — наконец признался Том. — Сейчас самое время для свадеб, Джулия, и поэтому в солидных офисах и фирмах, занимающихся организацией такого рода торжеств, очень плотный график. У нас, насколько я могу судить, есть два варианта: во-первых, мы можем пожениться тайно, но такой поступок очень обидит моих родителей и вызовет множество вопросов с их стороны; во-вторых, мы можем устроить семейное торжество, накрыв шведский стол на заднем дворе дома моих родителей.
— Ты это серьезно? — засмеялась Джулия. — Да ты же… — И она вовремя замолчала, понимая, как неуместно сейчас то слово, что чуть было не сорвалось у нее с языка.
Но Том обратил на это внимание.
— Я… что? — спросил он.
— Богат, — поспешно закончила Джулия. Слово прозвучало действительно очень плохо, даже еще хуже, чем она предполагала.
— И что из этого следует? Ты мечтаешь о стильной жизни? — Том говорил спокойно, но Джулия чувствовала его раздражение и неожиданно возникшее недоверие.
— Нет, конечно, нет, — искренне ответила она. — Я не это имела в виду. Я просто испугалась, что на нашей свадьбе будет много народу. Я думала, твоя семья…
— Мой отец — доктор, частный семейный доктор. Он помогает соседям, которые не могут позволить себе тратить деньги на медицинское страхование. Мать раньше работала медсестрой, но, как только родился мой старший брат, бросила работу. Так дела обстояли тридцать лет назад. Мои родители отнюдь не из богатых семей. Да, сейчас у нас есть деньги, благодаря нашей с Патриком компании по разработке новых программ обеспечения для компьютеров, остальные члены семьи участвуют в делах по мере сил, а мой брат Коннор работает вместе с нами с утра до позднего вечера. И скоро ты поймешь, что я не ношу шнурков для ботинок от Армани и не сморкаюсь в носовой платок с золотой монограммой. Если для тебя это имеет значение…
— Для меня это не имеет значения, — тихо, но твердо сказала Джулия. — Прости, мне не следовало вести себя так самоуверенно и говорить глупости. Я одобряю твою идею насчет шведского стола для нашего свадебного банкета. Если я и напугана (а это действительно так!), так только потому, что знаю: все будут смотреть на нас, улыбаться (так же, как та пожилая леди) и строить разные предположения о нашем будущем, наших чувствах друг к другу, о ребенке… Не повредит ли это нашему союзу? — Она с мольбой в глазах посмотрела на Тома. — Никаких других мыслей мне и в голову не приходило.
Наступил вечер пятницы. Том отдохнул и был счастлив. Они с Джулией замечательно провели эти три дня. Словно сговорившись, они ни разу не упомянули ни о чем, что могло бы потопить «корабль безмятежности» (пожалуй, это самое подходящее определение), на котором они плавали сегодня весь день по озеру: ни о свадьбе, ни о брачном договоре, над которым уже работали нанятые им юристы, и даже о ребенке они говорили мало. Каким-то шестым чувством оба понимали, как важно для них сейчас провести несколько дней вдали от настоящих и будущих проблем.
Такая бездумная жизнь напоминала медовый месяц, своеобразную идиллическую прелюдию будущей семейной жизни, когда не принято говорить о быте.
Но, с другой стороны, их отдых был далек от настоящего медового месяца, хотя Том и Джулия очень старались приблизиться к идеалу. Их «медовый месяц» имел свои особенности, отражающие единственную в своем роде жизненную ситуацию, и порой Том жалел, что это выражение однажды пришло ему в голову, поскольку оно вызывало слишком уж яркие и заманчивые образы. Это была еще одна область, которая не обсуждалась вслух.
С того самого дня в аэропорту они не прикасались друг к другу, а что уж говорить о поцелуях! И Том задавал себе вопрос: зачем же он ее поцеловал тогда? Воспоминание действовало ему на нервы, он постоянно мысленно возвращался в тот день, когда ждал ее прилета в аэропорту, вспоминал, о чем он тогда думал.
Та знаменательная пятница — день откровений, всплеска эмоций, принятия решений — была такой шокирующей, такой нереальной… Суббота была потрачена на поиски адвоката, заключение различных договоров…
Когда наконец показались первые пассажиры, прилетевшие тем же рейсом, что и Джулия, он жадно искал ее глазами, опасаясь, что не узнает, потому что она вряд ли осталась такой, какой он ее запомнил. И вдруг она появилась, такая же элегантная, длинноногая, и он протянул ей цветы.
Джулия была права, полагая, что он специально подарил ей цветы, чтобы избежать ее прикосновения. Хотя тогда Том не отдавал себе в этом отчета. Да и покупал он эти цветы, руководствуясь совсем другими соображениями.
А когда Джулия разозлилась на него, он вдруг понял, что она высказывает его собственные мысли.
Том действительно ощущал, как в нем вновь просыпается недоверие к ней, и это было неприятно. Очень неприятно! Поэтому он и разыграл тот шумный спектакль, отбросив розы в сторону, подняв ее на руки и поцеловав, а потом вручив ей обручальное кольцо. Он все верно рассчитал: тот поцелуй заставил его потерять контроль над собой, а значит, забыть свою неприязнь и почувствовать внезапный жар, в очередной раз вспомнив, как страстно она прижималась к нему еще совсем недавно. А так как сейчас Том не имел ни малейшей возможности прикоснуться к ней, то всеми силами старался отвлечь ее и себя самого от воспоминаний о той встрече в аэропорту.
