Двойной Нельсон - [32]

— Штаны-то подыми, милок! — посоветовал сиплый тенорок из кресла. — Чай, не в бане...

Вершинин взял себя в руки, секунду подумал и взял в руки брюки. Стараясь выглядеть невозмутимо, он лихорадочно просчитывал варианты: ограбление? Нет. Шантаж? Зачем? Полиция? И понял: полиция. Но вопрос — какая? Криминальная? Там он знал всех. Итак, политическая... Ну, доигрался. Хотя... ничего не ясно и ничего не потеряно. Будем играть дальше!

— Господа! — Голос Вершинина приобрел столь необходимую ему в эти тяжелые минуты уверенность. — Что за вторжение в частный дом? По какому праву вы здесь находитесь? Кто вы такие?

— Душой Божьи, телом государевы, — отрешенно отозвался грузный в кресле.

— Зажгите свет, — вновь дал правильный совет обладатель приятного голоса.

А тенорок задумчиво добавил:

— Ишь, выкаблучивается, щенок... Тявкать не научился, а хочется!

Тусклый свет одинокой лампочки слабо озарил комнату, несколько прояснив ситуацию. В кресле сидел уже знакомый по саду «Буфф» пожилой господин с усами и расслабленным взором. Сам Вершинин его нисколько не интересовал, и посему взор пожилого скользил по стенам, по убогой мебели с какими-то лишь ему одному ведомыми целями. Как только пожилой заинтересовался печкой, Вершинин непроизвольно дернулся в ту же сторону, и это движение не ускользнуло от взгляда пожилого. Он усмехнулся в усы и перестал шарить взглядом по комнате, а уткнул его прямо в глаза Вершинину.

Стройный господин поднялся со стула:

— Прошу прощения за столь бесцеремонное вторжение. Мы спешили за истиной. Я Путиловский Павел Нестерович, служу в Департаменте полиции. Мой спутник, — грузный господин приподнялся в кресле, — Медянников Евграфий Петрович. Служит там же. Вы Вершинин Андрей Яковлевич, журналист «Вестей» и автор этой сенсационной статьи.

И Путиловский указал на хорошо знакомый всем горожанам заголовок.

— Вы автор? — переспросил Путиловский.

— Я.

— Насколько следует из текста, вы подоспели первым на место взрыва.

— Да. Как вы могли заметить, — съязвил Вершинин,— я снимаю мансарду в этом доме.

Путиловский прошелся но комнате, взял в руки статуэтку чертика.

— Хорошее литье. Каслинское. Вы ничего не заметили, кроме того, что описано в заметке?

— Бумажки там какие! — не выдержал Медянников. — Фотографии, записные книжки, квитанции, билеты, паспорта, купюры... А? Может, взял что ненароком?

Вершинин молчал, но понимал, что каждая секунда молчания говорит не в его пользу.

— Милый, милый Андрей Яковлевич, — мягко заговорил назвавшийся Путиловским. — Упаси вас Боже торопиться! Не открывайте рта ранее, чем взвесите ситуацию. А я вам помогу.

— Чего с ним цацкаться? На Фонтанке пусть думает! Вся ночь впереди! — вроде бы не выдержал, но на самом деле подыграл Путиловскому Медянников. Это была старинная сыщицкая игра «плохой и хороший».

— Евграфий Петрович, вы бы лучше помолчали! — Голос Путиловского повысился и тут же смягчился. — Андрей Яковлевич, не слушайте его. Человек пожилой, уставший от жизни. А вы молоды. У вас все впереди. Итак, ежели вы говорите: «Нет, я ничего не видел и ничего не брал!», мы вам верим, но продолжаем расследование происшедшего. И упаси вас Боже, если мы узнаем, что вы нас обманули. Тогда, в силу служебного расследования, мы будем вынуждены дать ход обвинению вас в воровстве улик, укрывательстве злоумышленников и помехе следствию. Тому есть много статей, облегчающих жизнь нам, но отягощающих вас.

И Путиловский сделал паузу, во время которой Медянников встал, потянулся, как медведь после спячки, и сместился якобы случайно в сторону печки. Подойдя к родимой, он стал ее гладить, ища в ней тепла, что было бесполезно, так как на дворе стоял май.

Однако действия Медянникова повлияли на цвет лица Вершинина. Он стал чуть бледен, взгляд его застыл, и по лицу было видно, что в мозгу его происходит чудовищно быстрая оценка ситуации. Смотреть на него было любопытно, что Путиловский и делал. Медянников в то же время продолжал оказывать знаки внимания орудию тепла открыл дверцу и даже попытался заглянуть в нее, но безрезультатно: внутри было темно, как у арапа за пазухой.

Если же вы скажете: «Да! Видел, спешил сохранить от пожара и взял, дабы отдать в полицию!» — это уже совсем другой поворот дела. — Путиловский подошел к окну, растворил его и выглянул наружу. — Действительно, все прекрасно видно. Более того! Это ведь вы вытащили одного из пострадавших во двор? Вы?

Вершинин откашлялся и выдавил из себя:

— Я...

Медянников поднял очки на лоб и отошел от печки:

— Так он просто молодец! Достоин награды «За спасение на пожаре»!

Вершинин перевел дух. А Путиловский затворил окно и отозвался:

— Будем ходатайствовать. Правда, несчастный скончался в лечебнице, но перед смертью на исповеди покаялся священнику. Все сказал...

И Путиловский сделал многозначительную паузу. Вершинин глубоко вздохнул, точно перед прыжком в холодную воду, и затараторил:

— Господа! Я очень рад вашему визиту. И хочу заявить нижеследующее: действительно, я прибыл к месту взрыва ранее всех. И там я обнаружил горевшие бумаги. Чтобы спасти их и вручить в руки дознавателей, я принес их в свою комнату. Вы упредили мое отчетливое намерение сдать бумаги тотчас же в полицию. Тем более что предварительный просмотр показал: в них содержатся сведения, могущие повлечь смерть ни в чем не повинных людей!