Двойной генерал - [52]

— Надумал я вот что. Резон в том, что Германия не готова вести войну зимой, есть. Но это не единственное обстоятельство.

Прерываюсь на очередной бутерброд.

— Не готова зимой, значит, нападёт этим летом? Так ты думаешь? — подталкивает Берия.

— Если б только это, то может этим летом, может следующим. Но Гитлер тоже не дурак и понимает, что через год он может столкнуться с совсем другой армией. Перевооружение-то идёт полным ходом.

— Он тоже перевооружиться может.

Досадливо отмахиваюсь.

— Лаврентий, ты же взрослый и большой мальчик, должен всё понимать сам. Поставь себя на место Гитлера. Он говорит, что его войска у наших границ для отвлечения Англии. А на самом деле готовится напасть на неё. Ага, конечно. Вот я представляю себе эту картинку. К Англии идёт транспорт с дивизией на борту. Пара бомб или торпед и вся дивизия буль-буль, на дно Ла-Манша. Английский флот как бы не сильнее германского. Попытка немецкого десанта — подарок небес, когда всего одной бомбёжкой можно отправить десятки тысяч солдат на корм рыбам.

Хватит! Меня очередной бутерброд ждёт. Берия опять плещет коньяк.

— И вот Гитлер нападает на Англию, захватывает плацдарм, немецкие солдаты героически сражаются, пока Ройял Эйр Форс топит их транспорты с подкреплением и припасами. Сухопутная армия скапливается на побережье в портах, ожидая очереди на игру в русскую рулетку. А в это время на восточной границе стоит сотня наших до зубов вооружённых дивизий. Причем Великобритания с истерической настойчивостью призывает СССР вмешаться, обещая при этом золотые горы.

С удовольствием поедаю бутерброд, на этот раз с тушёнкой. Берия терпит паузу, слушает меня с напряжённым вниманием. А что слушать? Я почти всё сказал.

— Ну, и как ты думаешь, что он сделает? Про Англию он уже знает, что она особо нам помогать не будет. Возможно, надеется, что просто не успеет.

— Неужто ты думаешь, что он надеется за лето нас победить? — напряжённый тон у Берии, очень напряжённый.

— Но он же не собирается до Владивостока нас завоёвывать. Тут трёх лет не хватит, не то что лета. А вот оккупировать Прибалтику, Белоруссию, Украину — в этом он уверен. Потом европейскую Россию, взять обе столицы до зимы и дело в шляпе.

— Ты что же думаешь, он действительно сможет так сделать? — Берия шипит по-змеиному, пенсне блестит на меня почти с ненавистью. Обожаю этого парня, так за Россию болеет.

— Лаврентий! — слегка машу пальцем, — не забывай. Мы сейчас командно-штабные учения проводим и думаем за противника. Гитлер так МОЖЕТ думать. И если он так думает, то соображение Сталина про зимнюю войну теряет силу. И ждать следующего года ему нельзя. Потеря темпа.

Берия посмотрел на меня остро, встаёт и отходит к окну. Задумался грузинский мальчик. Или кто он по национальности? Абхаз? У-ф-ф-ф! Вроде заморил червячка и как раз кончается всё. А Лаврентий почти и не ел ничего.

— Давай теперь подумаем за нас, — не оборачиваясь, каким-то низким голосом предлагает Берия.

Давай, мне что, жалко что ли. Согласно машу рукой, и каким-то образом он мой жест видит. Это как? Вот ведь телепат!

— Сколько твой округ продержится, если немцы нападут? — всё так же смотрит в окно. Приходится разговаривать со спиной.

— Если нападут завтра, то кое-что я сделать успел… нет, глядский потрох! Ни хрена я не успел! — не удерживаю досаду в себе.

— Сколько?!

— Через две с половиной недели они войдут в Минск, — мрачно и честно отвечаю я, — вернее, в его развалины.

— А-а-а…щени дэда!

Этих ругательств я не знаю, надо запомнить. Хорошо ему, оба языка, как родные. В два раза больше крепких выражений можно выучить.

— Не так всё плохо, Лаврентий, — успокаиваю я, — уже через месяц им понадобится четыре недели, а через два — восемь. Или больше.

— Если у тебя… у нас будет этот месяц или два, — бурчит Берия. Присматриваюсь внимательно… вон оно в чём дело! Он в отражение стекла смотрит, а я тут глаза на его затылке ищу.

— Ну, сколько-то есть, — расслабленно утверждаю я, — завтра-то он точно не нападёт. Какие-то проблемы у них там на Балканах.

— Допустим, Гитлер начнёт 1 июня. Что ты сделаешь?

— Задержу его не меньше, чем на месяц. Это самое малое. При удаче — на два.

— Возьмём по среднему. Через полтора месяца возьмут Минск…

— Это триста километров от границы. От Минска до Москвы еще 675…

— Ещё три месяца. Если они начнут 1 июня, то к Москве подойдут…

— В середине октября. Сопротивление будет нарастать, поэтому смело можно прибавить две недели…

Мы перебрасываемся фразами, понимая друг друга с полуслова. Берия наконец-то поворачивается ко мне, на его губах змеится злая усмешка.

— Ноябрь! Начало зимы! — торжествующе заканчивает он.

— Ага, — соглашаюсь, — летнее топливо густеет, смазка замерзает, зимнего обмундирования нет. Начинаются небоевые потери от болезней и обморожений. Танки не заводятся, самолёты не взлетают. Война принимает характер затяжной.

Затяжная война это по большей части война ресурсов. А у нас их больше. И если не возьмут Ленинград, в котором 30 % всего ВПК, то немцам станет совсем кисло. А они его даже в моей истории не взяли. Берии ничего этого объяснять не надо. Он проходит за своё место.