Двойное проникновение (double penetration). или Записки юного негодяя - [50]

Утром я заплатил ей четыреста крон, залог для покупки ее души, как это ни пафосно звучит: на самом деле позже выяснилось, что не я, а меня купили, использовав Михаэлу втемную, чтобы я польстился на ее навыки в телесных усладах. Ей я представился политическим эмигрантом, скрывающимся от преследований: у меня якобы есть грант от американских и европейских правозащитников на написание книги, разоблачающей ужасы неосоветского режима России. Я попросил Михаэлу помочь мне снять квартиру в самом центре, где мы могли бы проводить время вместе. Я вовсе не рассчитывал на успех этой затеи, но, к моему удивлению, она охотно согласилась, взяла мой телефон и исчезла на неделю.

За это время я постарался поближе сойтись с Антоном и Вадимом, заинтересовавших меня в стриптиз-клубе: оба они жили в Праге, перебравшись сюда по разным причинам. Антон сбежал из Москвы давно, еще до дефолта девяносто восьмого года, сразу после загадочной гибели его приятеля, скандально известного художника Димы Бзикадзе, который входил в круг знаменитого акциониста Бори Красноштана, кстати, покончившего с собой. Об этом мне Антон рассказал в своей галерее, которую держал недалеко от Староместской площади, одновременно уговаривая купить его картины совершенно отвратительного содержания (инфернальная смесь красно-коричневых цветов с зелеными вкраплениями бесформенных пятен), заодно объяснив, чем они все вместе тогда занимались.

Оказалось, покойный Дима был очень продвинутым по части разных художественных проказ: так Антон называл перформансы, которые организовывал его друг. Самым невинным развлечением была инициация всех желающих на скотобойне. Мертвую корову, подвешенную за задние ноги, подвозили к участнику действия, абсолютно голому, лежащему на земле в форме распятого, а Дима перерезал корове шею и кровью поливал инициированного; вокруг маршировал военный духовой оркестр в парадной форме, исполняя баварскую музыку. Но вершиной своей «художественной» деятельности покойник считал постановочные убийства, на которых действительно убивали одну из девушек, а остальные участники причащались ее кровью и плотью, заканчивая все настоящей секс-оргией, когда все совокуплялись между собой: мужчины с мужчинами, мужчины с женщинами, женщины с женщинами – до полного беспамятства, до полного истощения сил. Это у них называлось хеппенингом. На одном из таких хеппенингов Диму и убили: одна из жертв, которую он собирался обезглавить, сама снесла ему голову; как выразился Антон, «все почему-то пошло не так, словно вмешались силы зла; мы пробудили к жизни нечто настолько ужасное, что оно уничтожило всех, кроме меня».

По словам художника, потом с ним начала твориться сущая чертовщина, словно в него вселился бес: Антон убивал женщин, по одной каждый месяц, затаскивал их в подвалы домов, где раздевал догола, разрисовывая кабалистическими знаками, смысл которых сам совершенно не понимал; в конце концов сбежал в Прагу, где жили его жена-искусствовед вместе с дочерью, перебравшиеся за границу еще во времена перестройки. Но и здесь его неотступно преследовала мысль, что он не навечно спрятался от зла, которое владело им раньше: вопрос времени, когда он снова с ним встретится.

Вадима я нашел в знаменитой пивной «Клаштерни пивовар Страгов» в Страговском монастыре, куда он ходил по воскресным дням, словно ревностный христианин в церковь. Шесть сортов пива «Святой Норберт», сваренного по рецепту пятнадцатого века. Впрочем, и в остальные дни недели он не придерживался трезвого образа жизни, но напиваться ходил в одну из шестисот пивных района Старе-Место.

Пил Вадим не от того, что ему нечем заняться на пенсии: он был отставным профессиональным убийцей КГБ, которого уволили, когда он отравил полонием сразу двести человек на среднеазиатской свадьбе: проявил излишнее усердие, хотя должен был убрать только отца жениха, первого секретаря N-ского обкома. За долгую профессиональную карьеру он устранил бессчетное количество диссидентов, журналистов, оппозиционных политиков, воров в законе, бизнесменов: тех, кто не устраивал тогдашнее политическое руководство страны, – и все это выглядело как несчастные случаи или преступления обыкновенных уголовников. Вадима сослали подальше от страны, чьи грязные политические секреты он так хорошо знал. От нечего делать бывший убийца рассказывал истории из прошлого тем немногим соотечественникам, кто принимал приглашение выпить с ним, и я был именно таким человеком; я-то верил всему, что он говорил, ведь благодаря Хомякову отлично знал, как делается у нас политика.

Сведя вместе Антона и Вадима, я поведал им свой план уничтожить все человечество – во всяком случае ту часть, которая считала себя его лучшей половиной, – и предложил им в нем участвовать. Раз уж я решил стать Богом, то мне были нужны на земле свои апостолы, а эти двое как нельзя лучше подходили на эту роль: Иисус своих тоже набирал среди законченных маргиналов. В качестве серьезности своих намерений я сообщил им точную дату московского теракта и места, где он будет совершен.

Вадим поверил сразу, несколько раз уточнил у меня число (двадцать девятое марта), какое ведомство ответственно за проведение, каков бюджет, кто из вертикали безопасности отвечает за операцию. Антону пришлось пообещать целый народ, который он сможет уничтожить по своему усмотрению: только бездарь откажется от возможности спроектировать и поставить настоящую гражданскую войну. Дав обоим время подумать, перед тем как присоединиться ко мне, я уединился у себя в номере и стал готовиться к атаке на Хомякова.