Двойники - [39]

Мастеру Ри вспомнился другой вечер, другие горы, другое солнце.

Вспоминались горы Уго, где он провел полгода, совершенствуясь в «движении сквозь пустоту». Учитель Матахаса Аа сидел перед Мастером Ри; было, как и сейчас, время заката. За спиной учителя медленно, словно нехотя, опускался красный диск солнца. Но вот учитель взмахнул руками и пошел дождь, запели соловьи и подул теплый южный ветер, который принес с гор звуки большой битвы. На плечо учителя сел белоголовый ворон. Его глаза были полузакрыты. Он был стар, как учитель, а белые перья на голове казались седыми. Мастер Ри понял, что его, Мастера Ри, здесь нет. И не было. Перед учителем сидит другой человек. Но это было не сейчас, а когда-то. И это было заблуждение. А сейчас — момент осознания. «Кто я?» Мастер Ри смотрел на всё происходящее, и оно совсем не удивляло его, потому что его ни в чем этом не было.

Мастер Ри посмотрел на учителя. Матахаса Аа улыбался — его не было. Мастер Ри посмотрел на ворона. Тот открыл глаза — и ворона не было. Всё происходило, всё свершалось, но ничто не имело своего имени. Мастер Ри так и не нашел знания — кто он и просто принял свое отсутствие. Мир скользил мимо. Так холодная сталь бритвы скользит по щеке, не в силах ее повредить, так табун огромных иканийских лошадей бешено скачет по кругу, в центре которого стоит маленький ребенок и куда-то показывает ручкой. «Лошадка», — произносит он. Слабость и сила смотрят друг на друга, но в мире каждой из них нет места для другой.

Перед Мастером Ри молча сидел его учитель и чистил картошку. Потрескивали сучья в костре. Солнце было уже далеко внизу. Небо охватили сумерки. Всё это было обычное. И здесь был настоящий Мастер Ри. Единственное было не так: этот Мастер Ри был ложью, потому что никакого Мастера Ри никогда не существовало…

— Рыцарь, вы, иканийцы, в чем видите душу солнца? — вдруг спросил голос за спиной, и Мастер Ри вспомнил о страннике.

— Свет, это и есть его душа, — обернулся катанабуси. — У солнца нет тела.

— Да ну! — казалось, удивился странник. Он уже успел разжечь огонь и теперь развязывал свой походный мешок. — Но ведь душа невидима. В нашем мире главное — тело!

— Тело ни в каком мире не бывает главным, ты сам это знаешь, — возразил Мастер Ри. — Тело — только черточка в иероглифе души.

— А-а! — обрадовался странник. — По-иканийски заговорил, рыцарь! У вас основа иероглифа-души — иероглиф-солнце. А сердце иероглифа-солнца — иероглиф-любовь, — последнее слово странник произнес по-иканийски.

Мастер Ри спросил:

— Фью, кто ты?

— Э-э, пустое… Послушай лучше, Мастер Ри, сказку.

— Заварю чай, — Мастер Ри извлек из своей котомки плотно завязанный кожаный мешочек.

— Настоящий чай катанабуси?

— Он самый, — Мастер Ри распустил узел, и над площадкой повеяло ароматом далекого летнего луга. — Ровно сорок трав и кореньев.

— Да я еще пару-тройку своих добавлю, — Фью запустил руку в походный мешок. — Не возбраняешь?

Мастер Ри кивнул и подсел к очагу.

Когда в наступивших сумерках тихонько тлел костерок, когда в руках у обоих уютно расположились деревянные чашки с горячим чаем, когда на небе разгорались звезды, а тишину нарушал только шепот ветра, странник Фью вспомнил об обещанной сказке.

— Я обещал рассказать сказку. Так слушай, — глядя на угли костра и невольно макая бороду в чашку, но того не замечая, повел рассказ странник.

— Давно это было. Много раз восходило и заходило солнце с тех пор. В горном ущелье росло дерево. И всё бы ничего, да вот только горы окружали его странные. С одной стороны ущелья высились белые скалы, покрытые шапками ледников. Прозрачный словно хрусталь ручей стекал от них прямо к корням дерева, и когда оно пило эту студеную влагу, то цвело нежными цветами, а с листьев его стекал волшебный сок удивительной целебной силы. Но приходили иные времена, ветра менялись, и тогда корни дерева питал ручей, стекавший с другой стороны ущелья. А там мрачно темнела аспидная скала, над вершиной ее вечно клубился зловонный пар, а по склонам бурлили потоки грязи. И когда корни дерева впитывали воду мутного тепловатого потока, — странник повертел чашку в руке, но глотка не сделал, — оно покрывалось ядовитыми шипами, источало едкий колдовской экстракт.

Странник замолчал, задумчиво глядя на угли костра. Тихонько потрескивали ветки, шелестел лес, вскрикивали ночные птицы. Но эти звуки, казалось, преодолевали огромные, нескончаемые расстояния, прежде чем им удавалось пробиться, достичь верхушки скалы, где сидели люди.

Странник поднял взгляд. Что-то мелькнуло в его глазах, а может, это был просто отблеск пламени.

— А потом в ущелье пришли люди. Им был нужен камень, красивый белый камень. И они разбили, раскололи, превратили в маленькие кирпичики большую белую гору. Они построили из этих кирпичиков дома и колодцы, стены городов и сараи. Они растащили по камушку всю белую гору, всю без остатка. И ее не стало… И хрустальной чистоты поток перестал нести свою влагу корням дерева, навеки, — странник залпом допил чай. — И дерево стало корявым, и его кору покрыли глубокие раны, а из ран сочился яд, сильнее которого не было, — странник умолк.