Двойники. Правда о трупах в берлинском бункере. - [51]

Когда в конце 60-х годов Л. Безыменским были опубликованы первые результаты исследования трупа, история Шенка изменилась. Теперь предполагалось, что Хаасе посоветовал Гитлеру раздавить зубами ампулу с цианидом в тот же момент, когда он стреляет себе в висок — тоже маловероятное действие со стороны человека, страдающего болезнью Паркинсона. Даже О’Доннелл признает, как неспециалист, что такой акт «потребовал бы последнего крайнего усилия золи». Предполагается также, что Еве посоветовали раздавить зубами ампулу, как только она услышит выстрел!

ОБНАРУЖЕНИЕ ТРУПОВ

Первая появившаяся на Западе версия рассказа Линге повествовала, как он заставил себя одного войти в комнату. В более поздней версии, записанной О’Доннеллом, Линге утверждает, что когда он медленно открыл дверь, то отшатнулся. Сильный запах вызывал резкую боль в глазах. (Надо полагать, что ядовитый запах цианистого калия не просочился сквозь противопожарную дверь, защищенную от просачивания дыма, а тонкая струйка дыма просочилась!) Кашляя, Линге закрыл и запер дверь и повернулся, чтобы вызвать Бормана.

«Честно говоря, я весь дрожал, — говорит Линге, — и у меня не хватило смелости войти туда одному. Мне стало очень страшно».

В соответствии с этой новой версией Линге запер дверь и отправился за Борманом. Поскольку Борман, Гюнше, Геббельс и другие, как предполагается, стояли, приложив уши к этой самой двери — на этот раз правильно найденной, — Линге, по всей вероятности, не пришлось долго искать. В любом случае он «вернулся» и отпер дверь, чтобы дать Борману, Геббельсу, Гюнше и, по всей видимости, Аксману войти вместе с ним в комнату. (В своих первых показаниях Аксман утверждал, что ему разрешили поглядеть на мертвые тела позднее.)

Линге, Аксман и Гюнше согласны в том, что нашли Гитлера и Еву мертвыми. Их версия, которая никогда не ставилась под сомнение романтически настроенными историками, тайно желавшими поверить в нее, заслуживает дальнейшего рассмотрения, поскольку она по крайней мере соответствует, если не улучшает предшествующие показания.

Линге, содрогаясь, стоял рядом с Борманом, не заметив героического, неподвластного воздействию дыма Баура, который к тому времени, должно быть, окосел, потому что, согласно его показаниям, уже какое-то время находился в этой комнате.

Судя по первым показаниям Линге:

«На диване, почти в сидячем положении, находилось тело Адольфа Гитлера. Маленькая дырочка размером с немецкую серебряную монету виднелась у него на правом виске, и струйка крови медленно стекала по его щеке.

На нем была форма, которую я приготовил для него за несколько часов до этого. Она была почти не измята.Револьвер «вальтер» калибра 7,65 лежал на полу, там, где он выпал из его правой руки. Примерно в метре от него лежал другой револьвер калибра 6,35...

Тело Евы Браун — она была единственной женщиной, занимавшей известное место в жизни Гитлера все те годы, что я знал его, — находилось рядом с телом моего хозяина. Думаю, что она умерла за несколько минут до фюрера, чье желание заключалось в том, чтобы в смерти они были вместе, как были в течение многих лет в жизни.

На лице Евы Браун не было видно никаких следов, похоже было, она спит. Она проглотила ампулу с ядом, одну из той дюжины, которую Гитлер получил от армейского врача, имея в виду такую ситуацию, как нынешняя. Они предназначались для женщин, обслуживавших его штаб, и для жены доктора Геббельса, но прежде всего для Евы».

Если это описание нуждается в дополнительном сентиментальном штрихе, майор Гюнше позже должным образом сделает это, сообщая О’Доннеллу, как:

«Маленькая ваза дрезденского фарфора, в которую только утром были поставлены оранжерейные тюльпаны и белые нарциссы, опрокинулась, и вода пролилась на синее шифоновое весеннее платье Евы Браун. Ваза упала на ковер и не разбилась. Линге, в любых обстоятельствах остававшийся камердинером, всегда следившим за порядком, поднял вазу, посмотрел, нет ли в ней трещин, поставил в нее выпавшие цветы и вернул ее на стол. По крайней мере две минуты — две такие долгие минуты — минули, пока кто-нибудь из нас сказал или сделал что-то, мы все следили за тем, что делал Линге с белой вазой».

Гертруда Юнге позднее описывала, что она увидела, войдя в комнату, после того как трупы вынесли оттуда:

«На краю стола лежал маленький револьвер Евы, рядом с розовым шифоновым платочком. На полу около ее кресла я увидела ампулу цианида из желтого металла; она выглядела как пустой тюбик из-под губной помады. На кресле, крытом тканой материей в белую и синюю полоску, было большое пятно крови. Это была кровь Гитлера».

Последующие добавления к этим показаниям уточняли, что Ева и Гитлер уютно прижимались друг к другу в смерти, как прижимались они при жизни, когда сиживали рядышком на этом диване. «Ева сбросила свои туфельки из лосиной кожи и уютно подсунула ноги под себя». Когда ее обнаружили, голова ее удобно лежала на плече у Гитлера. Не так уж все было плохо! Описание Линге ее яркого цветного шарфика и дивана в бело-синих тонах дополняют эту карт ину — картину мужской любви, женской преданности, трогательного единения и опьяняющей смеси злой судьбы и сожаления о том, что могло бы быть.