Двойник - [52]
— Да что он может делать? Лежит и чешет пузо.
— А на что живет?
— Церковь сторожит по ночам. Представляете, какой из него сторож? Я вам скажу, почему эту церковь до сих пор не обокрали. Потому что в ней нечего красть!
— Адрес знаешь?
— Вы хотите к нему поехать? Зачем?! — изумилась Дания.
— Не знаю. Так, поболтать. Ни о чем.
— В точку, Герман Ильич. Если вам хочется поболтать ни о чем, никого лучше вы не найдете! — Она написала адрес и нарисовала схему, как проехать в деревню. Не очень уверенно проговорила: — Передайте ему…
— Что тебе его жалко?
— Нет! Что он козел!
Пока «мерседес» летел по Ярославскому шоссе, Герман хмурился, злился на себя за нелепую затею тащиться за полтораста километров непонятно зачем. Потом проплыли на холмах слева золотые купола лавры Сергиева Посада, дорога стала у же, извилистее. Она то ныряла в темные сосновые боры и березовые перелески, как бы сообщившие свой свет куполам лавры, то вырывалась в бескрайние поля с желтым жнивьем. По высокому пустому небу бродили тучи, полосами проходили дожди. Мелькали деревни, несуетные стада в лугах, речушка с названием, от которого пахнуло чем-то старинным, покойным — Нерль. Герман ощутил, как отпускает его нервное напряжение, в котором он находился в этот приезд в Москву.
За железнодорожным переездом с возвышающимися за ним грязными башнями элеватора и заводскими пригородами Калязина Николай Иванович свернул направо, сверяясь со схемой, нарисованной Данией. Блеснула полоска воды, скрытая железными гаражами и промбазами, дорога пошла вверх, к мосту, воды становилось все больше, и вот уже осталась только вода, от леса до леса, неохватный простор Рыбинского водохранилища. Белый теплоход огибал широким кругом высокую, одиноко торчавшую из хмурой воды, белую каменную колокольню.
— Остановите, — попросил Герман, вышел из машины и долго стоял на мосту, глядя на колокольню — единственное, что осталось на поверхности после того, как в сороковых годах были построены плотины Рыбинского гидроузла и под воду ушла вся земля в междуречье Волги и Шексны. Снимки Калязинской колокольни иногда печатали в журналах, в сознании Германа она существовала как некий символ серединной России, сирой русской земли. И теперь, неожиданно увидев ее, он испытал волнение и тихую радость узнавания того, что всегда знал, но увидел только сейчас: эти далекие леса, эти хмурые воды и эта одинокая белая колокольня.
Перст Божий.
XIV
К деревне Ключи, расположившейся на высоком песчаном берегу, вел разбитый тракторами проселок. Избы были старые, с вросшими в землю срубами. К церквушке, тоже старой, бревенчатой, примыкало кладбище с высокими, однобокими с северной наветренной стороны соснами. Деревня словно вымерла, лишь кое-где на огородах копали картошку. Изба-пятистенка Маркиша ничем не выделялась из таких же изб в порядке, только огород непроходимо зарос матерой, в человеческий рост крапивой. Калитка болталась на одной петле, на двери висел незапертый амбарный замок.
— Вы, небось, к Эдуарду Марковичу? — спросила соседка, высокая костлявая старуха в ватнике, выглянувшая на шум машины. — Дак он там, на бережку, рыбалит. Как сойдете, так от мостков налево. А вы кто будете — поэт?
— Разве я похож на поэта? — удивился Герман.
— Одежей не похожи. И они на машинах не приезжают, все пешим ходом. И с бутылками в сидорах. А потом стучат средь ночи: баба Клава, бутылец, маленько не хватило. Мне разве жалко? Только потом до света ворочаюсь. Вы намекните ему: пусть сразу берет сколь надо.
— Сами и скажите, — посоветовал Герман.
— Не, сама не скажу. Робею.
Захватив из багажника пакет с бутылью виски «Джонни Уокер» и закусью, купленными в «Седьмом континенте», Герман спустился по косогору и еще издали увидел Маркиша, сидевшего на берегу над воткнутыми в песок удочками. Он был в резиновых сапогах, в телогрейке, в натянутой до ушей черной вязаной шапке, которая словно бы перерастала в бороду. Рядом дымил костерчик, над огнем висел закопченный чайник. Поглядывая на поплавки, Маркиш чистил картошку, кромсал ее и бросал в котелок.
— Какие люди! — заорал он, оглянувшись на хруст песка, и тут же прервался: — Секундочку!
Подхватив удилище, ловко подсек, снял с крючка окунька, бросил его в ведро. Потом насадил червяка, старательно поплевал на крючок, забросил удочку и только после этого обнял Германа локтями, чтобы не испачкать его плащ руками в рыбьей чешуе.
— Вот уж кого не ожидал увидеть! Что случилось?
— Почему-то все при виде меня спрашивают, что случилось. Да ничего не случилось, — ответил Герман. — Заехал проведать тебя — чего тут такого? Странно другое. Предвыборная кампания вовсю, политтехнологи бабки гребут лопатой, а ты рыбку ловишь. Помнишь, что сказано в Писании? Время не рыбу, а души человеческие улавливать.
— Да ну их всех в задницу. Видеть не могу эти тухлые рожи…
Секундочку!
Еще один окунек булькнул в ведро.
— Бабки нужны зачем? — продолжал Маркиш. — Чтобы быть свободным. Правильно? А для этого не нужно много бабок. Вот ты — у тебя много бабок. А кто из нас свободней? Больше тебе скажу. Кто из нас богаче? Вот послушай… Слышишь?
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.
События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.
«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.