Двойник китайского императора - [8]

Получил он неожиданно еще одну помощь, и весьма ощутимую, но не сумма обрадовала Анвара Абидовича, а источник. По сложившейся традиции, аспиранты после каждого курса обучения, возвращаясь домой на каникулы, заходили в республиканский ЦК, и первый их всегда принимал, расспрашивал о житье-бытье, о Москве, товарищах по учебе, о преподавателях. Явился с таким визитом-отчетом в ЦК и Анвар Абидович, волновался страшно: а вдруг донесли и о Шарофат, и о частых гостях из района? Волнуйся не волнуйся, а избежать встречи невозможно.

Принял первый не откладывая, как только доложили, и Анвар Абидович посчитал это за добрый знак, но все равно испытывал страх и волнение, потели руки, дергалось веко. Волнение хозяин кабинета оценил как должное — наверное, отнес к величию собственной персоны и торжественности личной аудиенции. Спрашивал обо всем подробно, дотошно, но чувствовалось, что жизнь в академии он знал хорошо и ориентировался в ней не хуже своих аспирантов. Чем дольше он расспрашивал, тем увереннее чувствовал себя Анвар Абидович, успокоился — не знает, не донесли, не проведали. Впрочем, он был не так прост, чтобы выставлять свою жизнь напоказ, но ведь и догляд мог существовать изощренный — об этом аспирант уже кое-что знал, но еще больше догадывался.

Заканчивая беседу, Верховный по-отечески тепло спросил:

— Денег хватает? Не бедствуете? У вас, я знаю, большая семья, четверо детей?

Анвар Абидович слегка насторожился, но рапортовал без раздумий:

— Столовая в академии прекрасная, главное — недорогая. Хватает. Я привык жить скромно, — он уже ведал, что первый руководитель Узбекистана любит слово "скромность" — оно у него из часто употребляемых.

Ответ, видимо, устроил хозяина, и он загадочно улыбнулся, потом вышел из-за стола, прошелся по кабинету, подошел к окну и долго смотрел на раскинувшийся через дорогу, у реки, утопающий в зелени стадион "Пахтакор".

Вот в эти минуты Анвар Абидович и натерпелся страху — не высказать.

Верховный о чем-то долго раздумывал; порою казалось, что он забыл о нем. Затем он вернулся за стол, попросил секретаршу принести чай и задушевно сказал:

— Дорогой Анварджан, я ведь направляю вас в Москву не только для того, чтобы вы набрались знаний, защитили диссертации, стали учеными мужами. Ученых мужей в Узбекистане хватает, даже перепроизводство, в кого ни ткни — кандидат наук или даже доктор, первое место в стране по числу ученых людей на душу населения держим. Я хочу, чтобы вы завели дружбу с теми, с кем учитесь, а не варились в котле землячества и не пропадали на кухне возле казанов с пловом, как делает уже не одно поколение наших аспирантов.

Академия, на мой взгляд, это Царскосельский лицей, Пажеский корпус, Преображенский полк, если помните историю. Только оттуда выходят секретари ЦК, секретари горкомов и обкомов, министры, депутаты, редакторы газет и руководители других средств массовой информации — люди, которые совсем скоро будут править в своих республиках и регионах, и с ними вы должны навести прочные связи, мосты — вот ваша главная задача в столице, и на эту цель вам отведено целых три года. Только заручившись дружбой сильных мира сего, вы по-настоящему послужите Узбекистану, его процветанию. Уяснил?

Анвар Абидович от волнения, от важности доверительного разговора потерял дар речи и только кивнул головой.

Хозяин кабинета сам разлил чай по пиалам и, нажав какую-то кнопку, сказал:

— Сабир, зайди, пожалуйста, Анвар Тилляходжаев у меня из Москвы.

Вошел представительный мужчина, окинувший Анвара Абидовича внимательным взглядом, и положил на стол перед первым тоненький почтовый конверт. Как только человек, которого назвали Сабиром, покинул кабинет, секретарь ЦК сказал:

— Это вам, Анварджан, для наведения мостов — отчета я от вас требовать не буду, надеюсь, что вы распорядитесь суммой разумно, и пусть с вашей легкой руки множатся повсюду друзья Узбекистана. Если возникнут дела, которые вам покажутся не по силам, звоните мне — и всегда можете рассчитывать на помощь. Я имею в виду, что если кто-нибудь из преподавателей или аспирантов захочет посмотреть Самарканд, Бухару, Хиву, Ташкент — приглашайте, встретим достойно.

На прощание Верховный неожиданно спросил:

— Вас не смущает, не затрудняет моя просьба?

— Я постараюсь оправдать ваше доверие, домулла[1], — сказал растроганно Анвар Абидович и хотел поцеловать ему руку, но тот не позволил, сам по-отечески обнял аспиранта за плечи и проводил до двери.

Ошарашенный встречей, оказанным доверием, Анвар Абидович забыл про конверт и только вечером, в поезде, по пути домой, вспомнил и вскрыл его — там лежала сберкнижка на предъявителя, на счету значилось пятьдесят тысяч рублей.

Всю ночь в поезде он не мог уснуть — душа ликовала, сердце готово было выпрыгнуть; он не раз выходил в коридор вагона остыть, успокоиться, но не удавалось, хотелось прыгать, плясать, петь. Нет, не оттого, что неожиданно получил в распоряжение пятьдесят тысяч бесконтрольных денег, нет, деньги его теперь не волновали. Радовался оттого, что стал доверенным человеком первого, цену его симпатий он знал — не всякого тот миловал, приближал к себе, но своих в обиду не давал, даже виновных, — Анвар Абидович знал это.