Двойник китайского императора - [65]

"А что я мог потом сделать?" — думает он о последних годах, когда фактически потерял контроль над районом, отдался обстоятельствам, чтобы сохранить жизнь, партбилет. Но ведь кругом такое творилось! Сегодня многим облеченным властью людям задают вопрос: а где же вы были, куда смотрели? Но даже обладатели самых высоких постов не могут дать вразумительного ответа, говорят, что находились под гипнозом власти, обаяния, непогрешимости "отца нации".

Сейчас то со скамьи подсудимых, то со страниц печати звучат робкие и запоздалые раскаяния, скорее похожие на оправдание: мол, меня заставляли. Заставляли, и еще как! Некоторых бедных председателей колхозов в собственных кабинетах секретари райкомов держали в углу с трехпудовыми тяжестями на спине, наказывали словно нашкодивших учеников, унижениями, угрозами и побоями выколачивали согласие на приписки. Все так. Но и собственного самодурства, не санкционированного Верховным, на которого нынче все ссылаются — какой с мертвого спрос! — хватало с избытком.

Миассар однажды улетала прямым рейсом из Каратепа в Москву. Вылет в полдень, жара на солнцепеке за шестьдесят градусов, самолет подали вовремя, провели посадку, а взлета нет и нет, как нет и никакого объяснения, что стало уже традицией Аэрофлота: то полное молчание, то обман. Духота, невыносимая жара, люди обливаются потом, с некоторыми обмороки, сердечные осложнения, и только через час и пять минут в салоне появляется молодой мужчина лет сорока с элегантным "дипломатом", по внешнему виду явно житель большой столицы. Он не торопясь усаживается на свое место в первом салоне, и самолет взмывает в небо. И всем без объяснения Аэрофлота становится ясно, почему их томили столь долго, — значит, важная птица.

Сосед Миассар по креслу, оказывается, знал запоздалого пассажира и, чувствуя ее возмущение, подсказал, что тот — научный руководитель одного аспиранта, сына каратепинского секретаря обкома. В Москве, пока дожидалась багажа, Миассар не выдержала, подошла к молодому профессору и без обиняков спросила: не стыдно, что из-за вас мучилось двести с лишним человек.

Москвич извинился перед Миассар и, прежде чем объяснить свое опоздание, неожиданно поклялся, что больше никогда не приедет в Среднюю Азию. Оказывается, в день отъезда хозяин области пригласил научного руководителя своего сына домой, в гости. Стол накрыт, гость в доме, а секретарь обкома неожиданно задержался на работе, не явился к назначенному часу. И все же за три часа до отлета сели за богатый дастархан, гость успел и выпить, и закусить, и в подходящий момент напомнил, что ему пора и честь знать, пошутил, мол, Аэрофлот ждать не будет. Возможно, хозяину дома не понравилась мысль о самостоятельности, суверенности Аэрофлота, а может, еще какие резоны имелись, он сказал: пока не отведаете плов в моем доме, не отпущу, а самолет, хотя и не арба, все же подождет. И тут же позвонил начальнику аэропорта, приказав не отправлять московский рейс без его уважаемого гостя.

Другой случай самодурства тоже связан с Аэрофлотом, и свидетелем ему стал сам Пулат Муминович.

Однажды в обкоме проходило какое-то совещание хозяйственников, куда на всякий случай пригласили всех нужных и ненужных. И когда в алфавитном порядке зачитывали список руководителей предприятий, не оказалось одного начальника небольшого строительного управления.

Как взъярился Наполеон: мол, что такое, зазнался, и обком не указ, хотя ему объяснили, что тот вылетел в Ташкент на совещание в трест, к своему непосредственному руководству. Узнав, что самолет недавно поднялся в воздух, он, как и каратепинский хан, позвонил в аэропорт и приказал завернуть рейс обратно, хотя пассажиры уже подлетали к Ташкенту. Мало того, что завернул самолет обратно, выслал в аэропорт начальника областной милиции, чтоб тот лично доставил в обком ослушавшегося инженера. Правда, привели неудачливого авиапассажира на совещание без наручников, но когда полковник милиции рапортовал о выполнении задания, секретарь, указывая пальцем на несчастного начальника управления, объявил залу:

— Так будет доставляться каждый, кто станет отлынивать от совещаний в обкоме. Из-под земли достану!

Тешились властью и вседозволенностью всласть, и никто эти дикости не навязывал.

Ну ладно, изощрялся Тилляходжаев — как-никак секретарь обкома, человек, обладавший реальной властью; то же самое можно сказать и о каратепинском хане, оба — люди, высоко стоящие на лестнице партийной иерархии. В тщеславных мечтах они, наверное, видели себя на месте "отца нации", своего покровителя. У них в руках находился огромный хозяйственный, партийный, правовой аппарат. Может, опьянение вседозволенностью и толкало на бессмысленное сумасбродство и произвол, называемый на лагерном жаргоне "беспределом"?

Можно было понять или хотя бы объяснить поступки самого "отца нации": люди на таких постах, тем более на Востоке, всерьез уверены — им все дозволено. Ведь недавно Пулат Муминович сам прочитал в одной из центральных газет высказывания одного из бывших секретарей ЦК Айтмурова; тот прямо заявил: мы были уверены, что люди нашего круга неподсудны, в чем бы ни провинились. Но как мог так высоко взлететь неуч, бывший учетчик тракторной бригады, руководитель небольшого хозяйственного объединения?