Двойник китайского императора - [64]

Да, Пулат Муминович знает немало о начальнике милиции, многое он сам рассказал, то ли желая придать себе вес, значимость, то ли желая показать, насколько близок он с секретарем обкома. Одного не знал Пулат Муминович: чем же все-таки был обязан тот полковнику — об этом Халтаев не распространялся даже по пьянке. Пытался Пулат Муминович выведать тайну не раз, но сосед всегда ловко уходил от ответа, ибо и пьяный понимал, что этим подпишет себе смертный приговор. О некоторых делах полковника Махмудов запоздало узнавал по судебным и газетным материалам. Нет, в них не указывалось на прямое участие Халтаева, но Пулат Муминович теперь не сомневался, что то там, то тут сосед прикладывал руку.

Наполеон, хотя и не переводил Халтаева в Заркент, но услугами полковника пользовался регулярно — ему он доверял больше, чем кому-либо из работников органов, ценил он его даже выше, чем свояка, начальника ОБХСС Нурматова. Может, он специально не забирал Халтаева в центр, потому что район был под рукой, всего в каких-нибудь пятидесяти километрах от Заркента, и полковник почти через день бывал у своего патрона. Скоро в крае все знали, что рядовой полковник из района наделен особыми полномочиями.

Только Халтаеву доверял Анвар Абидович обхаживать московских гостей, понимая, что упустил дружбу с влиятельным зятем самого вождя, генералом Чурбановым, — тут надо признать, что каратепинский коллега опередил его. Теперь-то Наполеон внимательно следил за прибывающими из Москвы гостями. Он даже принял по-царски министра рыбной промышленности, хотя, казалось бы, зачем ему, сухопутному владыке, хозяин морских просторов. А так, на всякий случай: сегодня рыбой командует, а завтра, глядишь, в народном или партийном контроле будет кресло занимать — тогда уж дружбу заводить будет поздно.

Принять — одно, но главное — дать крупную взятку, маскируя ее под народный обычай, традиции, и тут полковник оказался непревзойденным мастером. Он придумал простой и безотказный ход, который вроде не ставил в неловкое положение и тех, кто давал, и тех, кто брал, тем более что оставлял лазейку в случае отказа от денег.

В золотошвейных мастерских Бухары полковник заказывал десятками роскошные парчовые и бархатные халаты, шитые золотом, непременно с глубокими карманами. В халат обряжали открыто, принародно — вроде отказаться неудобно, а в кармане лежала банковская упаковка купюр разного достоинства — давали по рангу. Союзному министру полагалась самая крупная, из сторублевок.

Несколько лет спустя, когда рыбный министр будет держать ответ за свои прегрешения, он признается во многих взятках, исключая бакшиш из Заркента. Он был уверен, что ход полковника Халтаева гениален и недоказуем, но и люди, ведшие дознание, были не глупее начальника милиции из Узбекистана. Очень удивился бывший министр, когда ему предложили вернуть в казну десять тысяч из Заркента. Он клялся, что с тех пор ни разу не надевал роскошный халат — повода, мол, не было, и оттого не проверял карманы. Вернувшись домой, жуликоватый министр позвонил следователю: мол, действительно есть пачка сторублевок, и завтра он ее сдаст в банк и принесет квитанцию. Хотя, конечно, те деньги он давно изъял из халата.

Давал Наполеон Халтаеву и более деликатное поручение, связанное с просьбой Верховного. Тому частенько нужно было проследить за своими противниками в Москве или на отдыхе — на курортах собирали в основном компромат. Обращался Верховный в таких случаях не только к Анвару Абидовичу, но и к аксайскому хану Акмалю Арипову — тот имел настоящее сыскное бюро, и компромат на людей, представляющих интерес, он копил и без просьбы секретаря ЦК.

К Анвару Абидовичу Верховный обращался в тех случаях, когда не хотел, чтобы аксайский хан знал о его интересах. Что касалось Москвы, он больше доверял Анвару Абидовичу, знал, что у Тилляходжаева есть друг Артур Шубарин — хозяин теневой экономики в крае, человек, для которого не было невыполнимых задач.

Просьбы Верховного секретарь обкома адресовал лично Шубарину — его люди по уровню были намного выше халтаевских, да и в Москве Японец, как называли в деловом мире Шубарина, имел много друзей, и просьбы первого выполнялись особо тщательно: к отчету всегда прилагались снимки, магнитофонные записи.

Хоть и редко, но приходилось Наполеону в интересах дела стыковать Шубарина с Халтаевым, хотя Тилляходжаев догадывался, что те не питали взаимных симпатий и полковник с удовольствием выпотрошил бы Артура Александровича, если бы знал, что Шубарин ему по зубам.

Пулат Муминович возвращается с чайником на айван и вдруг почему-то вспоминает тот далекий день в гостинице обкома, когда к нему впервые в дверь постучал Халтаев.

— Будь проклят тот час! — вырывается у Махмудова, ибо с этой памятной ночи у него начался иной отсчет жизни. Как ему хочется, чтобы не было в его судьбе той пятницы, когда смалодушничал, желая сохранить кресло, связал себя по рукам и ногам и продал свою душу.

Продал душу — такое впервые приходит ему в голову. Но тут же является новая мысль: а не раньше ли ты лукавил со своей совестью — как быть с Норой, с учительницей Данияровой, со своей женитьбой на Зухре?