Двойник китайского императора - [49]

Может, поздновато предупредил учтивый Марик, а скорее все-таки судьба: за долгий вечер успела пробежать искра между молодыми. Да и как ей не пробежать: девушки юны, очаровательны, по-провинциальному милы, восторженны. Профессия инженера еще не склонялась сатириками и тещами и не вызывала ироническую улыбку у прекрасного пола, скорее — наоборот. Фантастика? Но тогда можно было рассчитывать на успех, если обладал именем Миша или Жора, ну, не успех, так фору перед другими парнями — точно. Такое вот удивительное было время: гитара — пошлый инструмент, Машенька и Даша — плохо, Миша и Жора — просто мечта, а инженер — не смешно. Уже оркестры играли Дюка Эллингтона и Глена Миллера, интеллигенты читали Бунина и Есенина, Ахматову и Мандельштама, а в закутке летнего буфета, в двух шагах от эстрады, где владел сердцами молодых Раушенбах, пил пиво хозяин Форштадта Осман Турок.

Ребята приняли к сведению сказанное Мариком: Кондратов знал, как жестоки провинциальные блатные, помнил примеры из мира замоскворецкой шпаны, и особенно с Ордынки, был там среди них и свой Рваный, только звали его Шамиль. Но провожать все же пошли: неудобно было отступиться сразу, веселились, танцевали всю ночь вместе, поняли бы девушки, что случилось, а кому хочется выглядеть трусами.

В тот вечер особенно в ударе оказался Сани, ухаживавший за подружкой Норы, Сталиной, — тут Марик запретов не налагал. Пулат подозревал, что его друг, склонный к лидерству повсюду, и в компании хотел очаровать всех, а не только Сталину, подавить своей эрудицией, знанием, столичностью, что ли, мужское окружение Раушенбаха. К концу вечера он видел, что Саня достиг своего: ему с восторгом внимал не только прекрасный пол, а уж Сталина не отрывала от него восхищенных глаз, ловила каждое его слово.

За семь лет общения с Кондратовым, и в армии, и в институте, они, что называется, спелись и понимали друг друга с полуслова. Оставаясь наедине с девушками, Саня никогда не пытался принизить Пулата, выехать за его счет, он тут ловко подыгрывал товарищу, как бы представляя и ему соло — пользовались они и в обиходе джазовой терминологией. Так что и Пулат выглядел привлекательно в глазах окружения, может, даже кому-то больше нравился его стиль поведения, более сдержанный, уравновешенный. Постоянно держать инициативу в руках — не всегда выигрышная ситуация. Сказанное Пулатом попадало в точку, оказывалось к месту, он четче контролировал ход разговора, что не всегда удавалось его экспансивному другу — того порой заносило в сторону. Пулат, обладавший феноменальной памятью, в тот вечер прекрасно читал стихи — его чтение часто поражало Кондратова, считавшего, что поэзия и джаз друг другу сродни.

Через день они вновь встретились с девушками в "Тополях", впрочем, подружки подошли сами, когда они в перерыве беседовали с оркестрантами. Наверное, у них тоже созрели свои планы. Видя, что Нора увлекает Пулата на объявленный дамский танец, Марик погрозил ей пальцем с эстрады, на что Нора шутя ответила:

— Мне что, теперь из-за твоего дружка пообщаться с интересными людьми нельзя?

Чувствовалось, что между Саней и Сталиной намечается бурный роман, она ни на минуту не выпускала его руки, и такое внимание красивой девушки льстило Кондратову. Пулат отметил, что у того до сих пор не было такой очаровательной подруги. Не только дух Закира Рваного, но и его имя витало между ними; все словно шутя, без особого нажима прохаживались в адрес Норы и Пулата.

— Не бойся, не дам в обиду, — подыгрывала Нора, слегка прижимаясь к Пулату.

— С именем такой красавицы на устах и умереть не жаль, — парировал Пулат и видел, как краснеют щеки Норы.

В тот вечер чуть не произошла стычка с друзьями Закира. В какой-то момент, когда девушки, увидев в толпе своих давних подруг, отлучились на несколько минут в другой конец громадной танцплощадки, группа парней оттеснила практикантов к ограде. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы в разгар выяснения отношений не объявился Раушенбах.

Марик отвел кого надо в сторону и объяснил, что это его друзья и познакомились они с девушками у него на дне рождения и, мол, о Закире они в курсе, предупреждены, что это просто чисто приятельские, интеллигентные связи со столичными ребятами. Дружки знали, что через Нору Закир общается с джазменами, особенно с Раушенбахом, поэтому оставили практикантов в покое, но, уходя, все же пригрозили:

— Смотри, Марик, если что — перед Закиром сам ответ держать будешь. А за Нору он и брата родного не пощадит.

В тот вечер, возвращаясь домой, вернее туда, где они снимали комнату, Пулат сказал неожиданно:

— Знаешь, Саня, я очень понимаю Закира Рваного, чей дух постоянно витает возле нас. Я бы тоже сделал все, что в моих силах, чтобы Нора не досталась другому.

— Ты что, дружище, влюбился? — спросил удивленно Кондратов.

— Может быть, но с той минуты, как нас предупредили, я держу себя в узде. Не то чтобы испугался: у нас в народе есть поверье — чужое не приносит счастья. В наших краях, бывает, кому-то невесту определяют чуть ли не с детства, и грех встревать между сужеными. Никто не поймет. И тут похожая ситуация: Нора же сама говорила, что он давно ее любит, еще с флота, и замуж за него предполагает.