Двойная ложь - [124]

— Больше, чем вы думаете, сэр. — С этими словами бармен отправился в хвост поезда, но удалялся с достоинством, не опускаясь до бегства.

Гоин рухнул в кожаное кресло у стены и потянулся к ближайшему оставленному стакану. Виски. То, что нужно. Он ясно вспомнил, как сам изучал представленный проект сидений, проводил часы, анализируя предложенный французами план вагона-ресторана. Столько мелочей. Огромное количество мелких, почти незаметных усовершенствований. Но эти мысли лишь ненадолго отвлекли его, и перед глазами снова всплыл ужасающий в своей откровенности образ Гретхен.

Он глянул на часы. До истечения ультиматума оставалось три минуты, в течение которых он должен во всем сознаться. Ну и черт с ним, со сроком. Он придет и уйдет, этот срок. Единственная оставшаяся исповедь будет теперь перед Богом.

За какие-то минуты Гоин с высоты своего положения опустился до самого дна, ниже которого ничего и представить невозможно, и жестокость падения вызвала у него единственное желание: лечь и умереть на месте. Он мечтал дать Америке нечто великое, стабильное, надеясь и полагая, что его имя будет занесено в анналы истории. А подобные исторические свершения редко обходятся без жертв. Альваресу предложили смириться с тем, что он оказался жертвой, но предложение, запоздало сообразил Гоин, оказалось очень неудачным. И с тех пор ситуация только ухудшалась. Действительно, смерть и скорбь ужасны, но сделанного не вернуть, поэтому надо жить дальше, а поезд — это нечто материальное, бессмертное, важное для страны, для всего человечества.

— Идем, Билл. — Кто-то пролил вино на костюм О’Мейли. Казалось, что он залит кровью. Он грустными глазами пригласил Гоина присоединиться к нему. — Мы еще ищем его. Если найдем в ближайшие пару минут, возможно, все еще изменится к лучшему.

Гоин медленно покачал головой. Он поднял взгляд к черному экрану телевизора.

— Ты думаешь?

В вагоне-ресторане было пусто, лишь валялись сигареты, мусор и пустые пластиковые стаканчики.

— Мы его поймаем, — заверил О’Мейли. — И больше о нем никто никогда не услышит.

— Может, это просто монтаж. Ты же знаешь, какие чудеса можно сотворить с помощью современной техники. Приклеить чужую голову к чужому телу — запросто.

— Конечно, так оно и есть, — согласился О’Мейли.

— Голос похож на ее, но наверняка есть способы и голос имитировать. Правда?

Лицо О’Мейли исказилось от горя.

— То, что произошло, никакого отношения к тебе не имеет. Никакого, понятно? Ты чист, Билл. Даже Андерсен. Если кто-то попытается навесить его убийство на тебя, ты ни при чем, все делал я.

— Только Гретхен имеет отношение ко мне, — поправил его Гоин. — Я ее подвел, вот в чем дело. И никогда у меня с ней не получалось. Ни-ког-да. У меня просто нет такого таланта — быть отцом.

— Билл, надо убираться из этого вагона.

Гоин вздрогнул, поднял голову и, казалось, впервые заметил присутствие О’Мейли.

— Кит? — Он одним глотком опустошил стакан и завертел головой в поисках новой выпивки.

— Послушай, если не хочешь неприятностей, надо отсюда уходить.

— А я-то считал, что ты единственный, у кого кишка не тонка.

— Время не самое подходящее, Билл. — О’Мейли бросил взгляд на часы.

— Ты хочешь, чтобы я вернулся к ним? Издеваешься, что ли? Чтобы дать интервью по поводу проститутки-дочери? — Гоин помолчал. — Черт с ним, пусть делает, что хочет. Я сдаюсь.

— Ты здесь ни при чем! — повторил шеф службы охраны.

— Ни при чем! — обронил Гоин, глядя на мертвый экран. — Ты все видел? Ты ясно меня слышишь и понимаешь? — Снова пауза. — Я сдаюсь.

О’Мейли нервно глянул на часы.

Указывая на телевизор, Гоин сказал:

— Подлец! Он знает все. Он упомянул о Генуе. Теперь еще Андерсен. И самое плохое то — и ты это знаешь не хуже меня, — что правда все равно вылезет наружу. На детекторе лжи, еще где-нибудь, но вылезет. — Он указал на пол, хотя там ничего не было. — Я не хочу, чтобы ты оказался втянутым в эту историю.

— Не хочешь, чтобы я оказался втянутым? Билл, ты свихнулся. Это ты не должен дать втянуть себя в неприятности.

— Ему все зачтется. — Гоин кивнул в такт собственным размышлениям и вернулся к обследованию брошенных стаканов, обнюхивая их, выискивая недопитое спиртное.

— Я не могу тебя тут бросить, — не унимался О’Мейли. — Ты пойдешь со мной.

— Не пойду. — Он сделал глоток, выудил из стакана мокрый окурок, уронил его на пол и отхлебнул еще.

— Ничего он с поездом не сделает, — заявил О’Мейли. — При той охране, которую мы поставили. При той технологии, что используется на поезде. Неужели ты не понимаешь, Билл? Ему главное — устроить шум. Все это пустые угрозы. Он вылез на публику, его послушали. Аудитория была очень признательна. Вот и все, что ему требуется.

— Да, и особенно внимательно слушали Гретхен! — выкрикнул Гоин. — О, Боже, — застонал он, роняя голову на грудь.

— Мы… у нас одна минута, Билл. — Лоб О’Мейли блестел от пота. — Если понадобится, я тебя выволоку отсюда. Представляешь, как это будет выглядеть? Ты только представь, что подумают люди!

Гоин посмотрел на него воспаленным взглядом.

— Она мне мстит. Понимаешь? Она решила стать такой девкой, которые мне нравятся. — Его голос сорвался на невнятное бормотание. — Она все… она все обо мне давным-давно знает.