Дворец райских наслаждений - [282]

— Хорошо, не буду, — несколько встревоженно пообещал Артур.

Некоторое время они ехали в молчании. Ветер шелестел в густой листве ив, росших по обеим сторонам дороги.

— Мистер Браун, вы уже давно живете в Шишане? — спросил он.

— С вашего позволения, доктор Браун. Я врач-миссионер и священник. Впрочем, можете просто звать меня Брауном. Уверен — мы станем друзьями. Я прожил здесь около года. Приехал в июне 1901 года, за пару месяцев до того, как вернулись Аиртоны. Общество решило, что они могут помочь в восстановлении миссии. Пара-другая лишних рабочих рук никогда не помешает. Должен сказать, на долю Аиртонов выпали страшные испытания.

— И что… многое пришлось отстраивать? — спросил Артур.

— Еще бы. После мятежа от миссии остались один угольки. Госпиталь тоже сгорел дотла. Так что сами можете представить, какая нам предстояла работа. Вдобавок ко всему, город кишел русскими солдатами, они проводили казни, а несчастные китайцы, большая часть которых не имела к боксерам никакого отношения, совершенно справедливо опасались за свои жизни. Чего вы хотите от озверевших казаков? Они считали боксером любого. На самом деле им хотелось только одного — грабить. Ужас. Позор. Один из тех редких случаев, когда белый человек подает своим поведением дурной пример, — он перешел на китайский. — Господин Лу, мы говорим о том, что здесь происходило после того, как ушли боксеры. Я как раз тогда приехал в Шишань. Вас тоже русские донимали?

— Времена были тяжелые, — вздохнул Лу. — Лучше о них не вспоминать.

— Казаки вломились к нему в дом, — Браун снова заговорил по-английски. — Он не любит говорить о том, что творилось в городе. Они казнили… ну, вообще-то, на самом, деле убили одного из его лучших друзей, купца по имени Цзинь. Этот малый был ни в чем не виноват. Таких случаев было много.

— Но ведь боксеры творили здесь немыслимые зверства, — промолвил Артур. — Кто-то ведь получил по заслугам?

— Разумеется, вы правы, — согласился Браун. — Однако судите сами, кого наказывать? Русским и вправду удалось схватить некоторых главарей. Через несколько дней после моего приезда они казнили на площади одного мерзавца, знаменитого разбойника с чудной кличкой Железный Ван, которого они захватили после большого сражения в холмах. Они повесили его труп в клетке у городских ворот, где он и гнил несколько месяцев. Разбойник вроде действительно имел какое-то отношение к зверствам, это даже китайцы не отрицают, но что же касается остальных приговоренных… И вообще, кто такие боксеры? Крестьяне. Пришли ниоткуда и ушли в никуда. Никто никогда добровольно не признается, что принимал участие в мятеже. Зато сейчас в моду вошло христианство, — рассмеялся он.

— Неужели? — удивился Артур.

— Ну, может быть, я и преувеличиваю, — улыбнулся Браун. — Но с радостью должен отметить, что за последние несколько месяцев приток новообращенных увеличился. По правде сказать, я тружусь без продыху, хотя мне и помогают славные пасторы из китайцев. Я их лично обучил. Обязательно приходите к нам на службу. На месте, где стоял прежний дом Аиртонов, мы построили настоящую церковь. Католики тоже даром времени не теряют, и, должен сказать, их успехи начинают внушать серьезные опасения. У них немало последователей. Они взяли под свое крылышко приют, который держали какие-то американцы. Эти американцы тоже погибли в резне. Доктор Аиртон часто ходит в приют и помогает с детьми. Он ведь как-никак врач.

— Когда я был в Пекине, я кое-что слышал о докторе Аиртоне, — осторожно произнес Артур.

— Скорее всего, большей частью вам наговорили всякий вздор, — рассмеялся Браун. — До меня доходили разные злобные сплетни, так вот что я вам скажу — чепуха это все. За прошедший год я его довольно коротко узнал и смею вас заверить, нет на земле человека более мужественного и достойного, чем доктор. Он святой. Ему все равно, в кого вы веруете. Он отошел от миссионерской деятельности. Он оставляет ее мне, а сам занимается тем, что умеет, — лечит людей, а дело он знает великолепно. Я лично обратил в христианство немало народу, однако гораздо больше людей пришло ко мне после того, как их вылечил доктор, или даже просто после того, как его увидели и поговорили с ним. Он очень скромный, бескорыстный, трудится не покладая рук и живет только своей работой. А его операции! Если бы я не был врачом и не понимал, что он делает, я бы решил, что он воистину творит чудеса.

— Судя по вашим словам, он замечательный человек, — произнес Артур.

— Так оно и есть, — кивнул Браун. — Я же говорю, он святой, настоящий святой. В нем ни на унцию нет ни обиды, ни злобы, ни горечи, которую вполне можно ожидать от человека, который столько пережил и своими глазами видел, как умертвляют его друзей. Вы бы никогда не догадались о том, что выпало на его долю. Он ко всем относится одинаково. У нас в госпитале работает управляющим один китаец, которого зовут Чжан Эрхао. Он был боксером и по всем статьям предал Аиртонов. Ну так вот, вскоре после возвращения Аиртонов этот китаец приполз к ним на коленях и, рыдая, сказал, что стал христианином. Аиртон заплакал, поднял его с колен и назначил на прежнюю должность. О да, Аиртон настоящий святой. Так думают все местные. И это хорошо. Видите ли, в чем дело, у католиков таких людей нет. Погодите, — на лице Брауна появилось озабоченное выражение, — вы часом не католик?