Дворец райских наслаждений - [161]

Пассажиров было мало. Китайцы споро подхватили узлы с вещами и исчезли в ночи. Американский миссионер Бартон Филдинг, единственный пассажир, путешествовавший первым классом, был неразговорчив и немедля отправился к Аиртонам на запряженной мулом телеге, которая поджидала его весь предыдущий день.

В свете фонарей Фишер и Чарли осмотрели состав, заперли двери вагонов, проверили тормоза и, отсоединив паровоз, загребли жар в топке. Прежде чем они закончили работу, предрассветное небо на востоке уже успело окраситься светло-оранжевым цветом.

Фишер собирался побриться и умыться. По дороге к себе он увидел, как из палатки вышел Меннерс, а вслед за ним — мальчик-европеец со взъерошенными волосами и китаянка в элегантном синем платье. Фишер был далек от того, чтобы считать себя дураком, как раз наоборот, он гордился своей наблюдательностью и способностями делать выводы — крайне важными качествами, которыми должен обладать каждый инженер. При этом Фишер полагал себя человеком достаточно объективным для того, чтобы смотреть в лицо фактам. Для того чтобы ухватить суть происходящего, оказалось достаточно одного взгляда, а детали, не замеченные инженером в первые мгновенья, только лишь подтвердили первоначальную догадку. Макияж, покрывавший лицо женщины, и побрякивающие украшения на затейливой прическе говорили сами за себя. Профессия, которой женщина зарабатывала себе на жизнь, не представляла для Фишера никакой загадки. С тем же успехом девушка могла повесить себе на грудь табличку. Более того, на лице мальчика в расшитых шелковых одеждах инженер тоже заметил следы макияжа! На мгновение Фишер задумался, каким образом такой мальчик мог попасть в Шишань. Потом из глубин памяти всплыл рассказ Чарли о тайной торговле невольниками в Шанхае и на юге Китая. До каких пределов низости и подлости способен опуститься Меннерс? Герр Фишер напустил на себя мрачное выражение, благодаря которому, как он надеялся, стал похож на Катона или Цицерона. Расправив плечи, инженер уже приготовился обрушиться на Меннерса с гневной отповедью, но так и не успел раскрыть рот. Меннерс, не выказывая ни вины, ни раскаяния, ни даже стыда, спокойно приподнял шляпу.

— Доброе утро, Фишер, — нахально произнес он. — Хороший денек для прогулки верхом. Вы не находите? Как вижу, поезд уже прибыл. Великолепно. У меня для вас несколько пассажиров.

Грозная речь, которую с таким тщанием готовил Фишер, рассыпалась, словно песчаная башня, превратившись в поток бессвязных, сбивчивых жалоб и обвинений. Как смеет господин Меннерс говорить в столь неподобающем тоне? Он что, совсем стыд потерял? Неужели господин Меннерс не заботится о своем добром имени? Фишер потребовал немедленных объяснений. Он знал, что Меннерс развратник, но прежде англичанин никогда не осмеливался приводить в лагерь гулящих женщин, не говоря уже об этом накрашенном мальчике… этом… этом Ганимеде! Совершенно ясно, что троица, позабыв об остатках приличия, человеческого достоинства и уставе железнодорожной компании, провела в палатке бурную ночь. Даже Меннерс не посмеет этого отрицать. Герр Фишер поймал его in flagrante delicto…

— Право, у вас богатое воображение, — ответил Генри, в голосе которого послышались нотки холодной ненависти, — однако если вы присмотритесь повнимательней, то заметите возле палатки пару походных кроватей. На одной спал Хирам, на другой — я. Осмелюсь добавить, спали мы сладко. Думаю, старина, вы должны извиниться перед нашими гостями.

После этого Меннерс с надменным видом, словно на званом приеме, представил незнакомцев, отрекомендовав их своими друзьями: мисс Фань Имэй намеревалась отправиться в Тяньцзинь, а господин Хирам (фамилию мальчика Генри не сообщил) вызвался ее сопровождать.

— Я собирался вам все объяснить в более подходящее время, — продолжил он, ничуть не смущенный хмурым выражением лица Фишера, который всем своим видом выражал неодобрение. — Я уверен, что, как только вы узнаете обо всех обстоятельствах данного дела, вы поймете, что мои поступки более чем благоразумны, и не меньше моего захотите помочь этим людям.

— Это кто благоразумен? Вы, мистер Меннерс? — В ярости герр Фишер захотел, чтобы в его тираде прозвучала едкая ирония. — И к кому вы благоразумны? К своей любовнице? Вы просите, чтобы я, возможно, предоставлял им отдельное купе в поезде для развлечений? С занавесками и парой кроватей?

— Думаю, сейчас не время и не место для того, чтобы обсуждать все эти вопросы. Похоже, герр Фишер, вы немного устали, а я обещал друзьям поехать на прогулку. Я загляну к вам попозже, когда вы успокоитесь.

И тут Фишер окончательно вышел из себя.

— Да, я обязательно буду говорить с вами попозже, мистер достопочтенный Меннерс, — заорал он. — Вы уже далеко зашли. И дело не только в этих недостойных лицах, которых вы привели на нашу железную дорогу. Как только вы приехали, вы не подчинялись моей власти и относились к компании, которая дала вам работу, с оскорблением! Более того, вы не сделали никакого труда! Вы… — инженер запнулся, лихорадочно пытаясь подобрать слово, которое смогло бы выразить всю ту глубину презрения, которое он испытывал к англичанину. — Вы здесь пассажир, мистер Меннерс! Я раз и навсегда пишу в совет директоров! Мистер Меннерс, вы уволены. Я увольняю вас, вы меня поняли? Здесь и сейчас!