Дворец райских наслаждений - [154]

За Чжаном последовал сапожник. О нем спорили долго. Сапожник, в отличие от семейства Чжанов, за всю жизнь не обидел и мухи, поэтому врагов у него в деревне не было. Бедолага упал на колени, рыдая, повинился и обещал отречься от христианства. В конце концов пришлось вмешаться Жэнь Жэню, который указал на очевидный факт, заключавшийся в том, что все христиане прирожденные лжецы, поэтому ни в коем случае нельзя верить в искренность их раскаяния. Сапожник погиб под ударами мотыг.

Со следующей жертвой суд расправился еще быстрее.

— Похоже, вы начинаете осваиваться, — поздравил Жэнь Жэнь старейшин. — Очень хорошо.

Сестра Елена лежала всеми забытая на земле. Она была в сознании, однако происходящее казалось ей далеким и нереальным, словно на площади разворачивался некий спектакль. В глубине души она понимала, что трусит. Она должна была защитить своих друзей, которых убивали прямо у нее на глазах, но вместе с тем она чувствовала, что силы оставили ее и она не может сдвинуться с места. Молить Небеса о силе проку не было. Когда она увидела гибель столь любимого ей пастора Джона, внутри что-то умерло. Она искала и никак не могла найти в себе любовь и тепло, что давали ей силы в трудные минуты. Монахиня чувствовала себя брошенной, опороченной. Нагота казалась Елене доказательством ее преступления, и монахиня куталась в обрывки одежды, пытаясь ее скрыть. Каждые несколько минут до нее доносились мерзкие торжествующие вопли и жуткие звуки глухих ударов мотыг, под которыми гибли ее прихожане. Она смежила веки, стараясь спрятаться от клубившейся в душе тьмы, и заплакала от жалости к самой себе.

Елена не увидела, а скорее почувствовала, как кто-то встал возле нее на колени. Когда она открыла глаза, перед ее взглядом в лучах солнечного света предстало испещренное морщинами лицо буддийского монаха, который с улыбкой протягивал ей свою желтую тогу.

— Я ничего не понимаю в твоей религии, — произнес он. — Однако я никогда не думал, что она несет зло. Вот, завернись. Ты нужна людям. Прежде чем вы отправитесь в далекое путешествие, ты еще можешь им помочь.

Монахиня покорно надела длинный плащ, негнущимися пальцами завязала веревку у шеи. Священник отдал ей свой пояс, и Елена, запахнувшись в тогу, затянула его вокруг талии, скрыв наготу, после чего проследовала через площадь за бонзой. Их путь преградил угрожающего вида боксер, но священник спокойно отвел его в сторону.

— Я отведу ее к остальным, — пояснил священник. — Я за нее отвечаю.

У стражников, охранявших вход, не было приказа никого не пропускать в церковь. Им только вменялась в задачу никого оттуда не выпускать.

— Здесь я тебя оставлю, — произнес бонза, — ты оскорблена и унижена, но, как только ты окажешься внутри, ты поймешь, что тебе делать. А я вечером воскурю благовония и буду молиться о даровании вам с господином Ваном хорошего перерождения. Знаешь, он всегда был моим другом. Быть может, мы еще встретимся, там, за пределом океана страданий.

Сестра Елена кивнула и, закутавшись в монашескую тогу, вошла в церковь. Ей потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к темноте. Уши резали крики и стенания. Взять себя в руки не было сил. Она почувствовала себя еще более потерянной, чем прежде. Постепенно она стала различать в полумраке фигуры людей. Она увидела матушку Ван, которая сидела прямо на каменном полу. По щекам женщины градом катились слезы, рот кривился, а лицо застыло в маске боли и скорби. Мэри, сжавшись в комочек, тряслась от рыданий. Возле них на коленях стояла малышка Марта, которая с отчаянием глядела на сестру и мать, желая их утешить, но не зная как. Елена кинула взгляд в сторону нефа и увидела других знакомых женщин, точно так же замерших в скорби и страхе. Мужчин было мало, в основном — старики, ждавшие своей участи. Молодых забрали первыми. Некоторые стояли на коленях и молились. Другие, ссутулясь, стояли, прислонившись к стенам, вперив в пол глаза, полные отчаяния. Из-за дверей донесся очередной торжествующий вопль, и несколько мгновений спустя в церковь вошли двое боксеров, подхватили одного из молившихся и поволокли прочь. Его проводили криками отчаяния, которые, как только двери с грохотом захлопнулись, снова сменились плачем и стенаниями.

Елена почувствовала, как в нее вцепилась маленькая ручка. Повернувшись, она увидела недоуменное личико Марты.

— Тетя, ты где была? Мы по тебе скучали.

Елена обняла девочку, прижалась к ее плечику, почувствовав, как из глаз брызнули слезы. Некоторое время они раскачивались из стороны в сторону и тихо плакали.

— Они пришли к нам в дом, — сказала Марта, — и отвели на площадь, и мы увидели отца… увидели, как баба[33]…

— Я знаю. Знаю, — прошептала Елена. — Не думай об этом. Не надо.

— Но они же нам соврали. Они сказали, что нам надо уехать, уехать из деревни, и нам надо взять свои вещи и ценности. А потом они у нас все отобрали, а мы ничего не могли сделать.

— Я знаю, — сказала Елена. — Не думай об этом, малышка.

— Как же ты не понимаешь? Как? Этот ужасный человек сказал, что мы, христиане, колдуны. Какие же мы колдуны? Они разбойники. Тетя, они убивают нас, чтобы потом разграбить наши дома.