Дворец райских наслаждений - [156]

Одна из девушек постарше, сестра Елена ее узнала — она была женой крестьянина Чжана Айфаня, которого убили одним из первых, рванулась вперед и обхватила Жэнь Жэня за ноги.

— Возьми меня, — завизжала она. — Возьми! Я не христианка! Я не хочу умирать!

— На черта ты сдалась мне, уродина? — ответил Жэнь Жэнь, пинком отшвыривая ее назад. — Тут была одна, румяненькая. Чего-то я ее не вижу. А, вот ты где!

С ужасом сестра Елена поняла, что он смотрит на прижавшуюся к матери Мэри. В муке она увидела, как глаза девочки расширились от ужаса, и поняла, что должна что-то предпринять. Монахиня осознавала, что не сможет ничего сделать, но смотреть на насилие и бесчестие дочери пастора Джона было выше ее сил, но Елену опередила Марта. Сжав кулачки, девчушка встала на пути Жэнь Жэня.

— Ты не тронешь мою сестру, — произнесла она громким чистым голоском. — Она собирается стать монахиней.

Несколько мужчин рассмеялись, а Жэнь Жэнь смерил девочку оценивающим взглядом.

— Какая храбрая, — произнес он. — Я тебя, пожалуй, тоже заберу. Через пару лет из тебя вырастет славная цыпочка. Как ты думаешь, Обезьяна, много мы выторгуем за ее девственность? Возьми-ка ее.

Когда Обезьяна подался вперед, чтобы схватить девочку, Марта впилась ему в руку зубами. Мужчина зарычал от боли и, выхватив нож, одним ударом располосовал горло несчастной от уха до уха.

— Извини, Жэнь Жэнь, — промолвил он, вытирая кровь, залившую тунику. — Знаешь, как больно она кусается?

— Нет! — закричала Елена. Бросившись вдоль нефа, она увидела Обезьяну, схватившегося за нож, и спокойный, немного недоуменный взгляд Марты, когда она, слегка нахмурившись, опустилась на пол. Монахиня понимала, что уже поздно, но ярость гнала ее вперед. Жэнь Жэнь уже оторвал Мэри от матери и теперь держал брыкающуюся девушку, обхватив ее за талию. Жэнь Жэнь и Обезьяна увидели несущуюся на них монахиню одновременно. Елена бросилась на убийцу девочки, впившись ногтями в его лицо. Инстинктивно, прежде чем упасть под весом женщины, со всего разбега набросившейся на него, Обезьяна выставил вперед нож. Когда он откатился в сторону, все увидели, как из груди распростершейся на полу монахини торчит деревянная рукоять.

Женщина лежала на полу, чувствуя, как от груди к рукам и ногам расползается оцепенение. Елена слышала собственное булькающее дыхание. Откуда-то с невероятной высоты раздался раздраженный голос ужасного человека:

— Что с тобой, Обезьяна? Прикончил двух цыпочек. Трахнутое черепашье отродье — вот ты кто! Ты об этом знал?

«Что за слова, какие мерзкие слова, — лениво подумала Елена. — Отец Адольфус ни за что бы не одобрил».

Она увидела над собой искаженное гримасой ужаса лицо Мэри и попыталась утешить ее, сказать что-нибудь хорошее. Губы зашевелились, но монахиня поняла, что у нее хватило сил только на улыбку. Вдруг она почувствовала страшный удар в живот, голову разорвала дикая боль, и все погрузилось во тьму.

* * *

Жэнь Жэнь отпустил Мэри, которая, свернувшись в клубочек, тихо плакала посреди огромной лужи натекшей на пол крови. Уставив руки в боки, он глядел на двух крестьян. Один, глупо хихикая, с гордым видом выдернул вилы из живота Елены. Второй, выглядевший не менее гордо, торжествующе улюлюкая, поднял мотыгу, ударом которой размозжил монахине голову.

— Трахнутые крестьяне, — покачав головой, произнес Жэнь Жэнь. Он приказал вывести отобранных девушек, забить двери и поджечь церковь. Первые языки пламени стали лизать стены здания, вопли запертых внутри женщин достигли крещендо, а Жэнь Жэнь все думал, как же они отвезут в Шишань добро, которое его воины принялись выносить из домов христиан.

* * *

В миссии Аиртона стояла тишина. На мгновение тучи на небесах разошлись, показалась луна, залившая серебристым светом комнату, расположенную в самом конце коридора, где лежала привязанная к кровати девушка. В комнате воняло. У изголовья кровати стояло ведро, наполовину заполненное рвотными массами. Вскоре его должна была вынести Катерина, но сейчас она была занята. Монахиня замачивала ворох грязного белья, которое только что сменила. Как и предсказывал доктор, у Элен началась диарея. Девушка лежала на постели нагой. Ночная рубашка была вся перепачкана, а на белом бедре — грязное пятно, которое еще не успели вытереть. В кресле спал доктор. Он настолько вымотался, что не слышал звериного рычания, которое на протяжении последних пяти часов издавала сквозь зубы его пациентка, мечась в сковывающих ее движение путах. В лунном свете виднелись широко раскрытые немигающие глаза Элен, которые, казалось, ничего не видели, кроме горячечных, кошмарных снов, терзавших девушку. Иногда в глазах мелькали проблески сознания, но в эти моменты девушка крепко сжимала веки, не в силах вынести страшную боль, терзавшую руки и ноги, заставлявшую все тело выгибаться в дикой муке. В такие моменты Катерина бросала все дела и, придерживая голову Элен, наклоняла ее к ведру, поскольку сразу же после приступов следовала рвота. За последний день и ночь доктор, монахиня и Нелли, сидевшая с Элен, когда у нее выдавалась свободная минута, к этому уже привыкли. Элен пребывала между сном и явью, силясь понять, что с ней происходит, и преодолеть в себе ненависть, которую испытывала к своим мучителям, а главное, к самой себе.