Дворец райских наслаждений - [129]

Боксерский священник, как и прежде, стоял, вскинув руки. Теперь его губы шевелились, словно он читал заклинание или молитву. По мертвенно-бледному лицу скользили тени, отбрасываемые пламенем костра, взгляд незрячих глаз был все так же прикован к небу. Священник не подал и виду, что ощущает присутствие отрядов, стоявших за его спиной, но все же у мандарина сложилось впечатление, что волшебник контролирует собравшихся на поляне людей точно так же, как призраков, мерцавших в ветвях сосен. Надо перебороть чары. Мандарин попытался сосредоточиться. Наверняка на соснах рассадили актеров, пустили цветной дым, натянули веревки, да, точно, веревки, вот потому апсары и раскачивались, — это все морок, цирк, иллюзия. Перед ним смертные…

И снова народ в едином порыве громко ахнул, заглушив барабанный бой. У верхушек окружавших поляну деревьев из мерцающего дыма стали сгущаться фигуры, принимавшие знакомые, очень знакомые очертания. Сжимая оружие, фигуры решительно шагали вперед, чтобы занять свое место на сотканной из дыма платформе. Мандарин узнал спутников Гуаньди из «Троецарствия»: Лю Бэя, Чжана Фэя, Чжугэ Ляна и их заклятого врага Цао Цао, седая борода которого развевалась на ветру. Узнал мандарин и Чжао Юня — воина эпохи Шан, и одноногого Сунь Биня, явившегося из времен Воюющих царств. Толпа вздохнула, заметив героев «Путешествия на Запад» — царя обезьян Сунь Укуна и его спутников Чжу Бацзе и Ша Уцзина. Увидев самого Нефритового императора в сопровождении исполинских стражей, люди взревели. Сверкающие фигуры висели в темноте над верхушками деревьев. Они были слишком высоко, чтобы рассмотреть детали их одежды, однако узнать их не составляло никакого труда. Более того, фигуры двигались и даже о чем-то переговаривались, благосклонно поглядывая на собравшуюся внизу толпу.

В диком темпе грохотали невидимые барабаны. Боксерский священник медленно скрестил руки на груди, склонил голову и вперился взглядом невидящих глаз в троицу, сидевшую за столом. Мандарин вдруг понял, что священник приближается к ним. Собравшись с духом, он глянул прямо в бельма. Слепец возвышался над мандарином и, как это ни невероятно, казалось, изучал его, читал его мысли. Мандарин почувствовал, как по лбу скатилась капелька пота.

Затем священник перевел взгляд на Тан Дэсиня, который, пряча глаза, кутался в меховой плащ. Священник на секунду замер и направился к Железному Вану, который, окаменев, стоял, стиснув обеими руками топор. Слепец протянул руку, коснулся рукояти и, осторожно вынув оружие из рук разбойника, с легким взмахом поднял его над головой, словно топор весил не больше перышка. Священник взял Железного Вана за руку и повел его к костру. Разбойник даже не пытался сопротивляться. Казалось, он был в трансе и напоминал ученика, который, будучи готовым принять любое заслуженное наказание, еле плетется за строгим ментором.

Священник отпустил руку Железного Вана, но топор так и не отдал. Слепец медленно двинулся к центру поляны, туда, где стояли передние ряды повстанцев, озаренных пламенем костра. Глаза некоторых воинов жадно следили за священником, хотя многие так и не нашли в себе сил оторвать взоры от призрачных фигур в небе. Железный Ван последовал за священником, который резко повернулся в сторону силуэта Гуаньди. Обеими руками священник поднял над головой топор, словно совершая подношение богу войны. Тело слепца согнулось в грациозном поклоне, он опустился на колени, потом вскочил и снова пал ниц. Так повторилось девять раз. Девять земных поклонов — именно так причитается приветствовать бога или императора. Железный Ван неуклюже опустился на колени и последовал примеру священника. Не успел разбойник подняться, как священник повернулся к нему, снова воздел топор над головой, после чего вручил его Железному Вану. Расставшись с оружием, слепец скрестил руки на груди, сделал шаг назад и замер в ожидании.

Железный Ван обеспокоенно поглядел по сторонам и поднял взгляд на силуэт Гуанди в развевающемся плаще, который воздел гигантский топор над головой. Разбойник проделал то же самое. Сперва медленно, нерешительно, но потом все более и более уверенно он принялся размахивать топором. Железный Ван закружился по поляне, выгибаясь, прыгая, делая выпады. Рукоять топора мелькала, словно дубина. Разбойник пустился в пляс. Он весь трясся, будто его тело переполняла некая сила, наносил ногами удары с ловкостью и изяществом, которые при его комплекции казались просто невероятными. Двухлезвийный топор, на котором сверкали красные отблески костра, со свистом рассекал воздух. Скорость движений все увеличивалась. С каждым выпадом Железный Ван издавал пронзительный крик. Мандарин не верил своим глазам. Разбойник двигался быстро, удивительно быстро. Теперь с ним мог сравниться далеко не каждый мастер боевых искусств.

Священник воздел руки и снова повернулся к богу войны. По рядам воинов пронесся ропот. Фигура Гуаньди, которую окутал зеленый дым, казалось, одновременно росла и тускнела. Вдруг она исчезла. Там, где прежде восседал на лошади бог войны, теперь была лишь тьма. В то же мгновение Железный Ван замер — одна нога на земле, вторая подогнута, над головой воздет топор. Сейчас он напоминал статую в храме. Мандарин уставился во все глаза. Перед ним по-прежнему стоял Железный Ван — те же кустистые брови, густая борода, впалые щеки, — но выражение лица полностью изменилось. Мандарин увидел знакомую гримасу ярости Гуаньди.