Дворец райских наслаждений - [128]

— Любезный друг. Тан Дэсинь…

— Да-жэнь, да-жэнь, я сам сначала не верил. Да и с какой стати? Точно так же, как и вы, я требовал фактов. Но когда я увидел чудо, мне словно глаза открыли. Оглядитесь. Прислушайтесь. Вы чувствуете? Прислушайтесь к себе, к своим чувствам. Слушайте не умом, а сердцем.

То, что мандарин принял за шум ветра, на самом деле было пением. Отовсюду чуть слышно доносились звуки мужских и женских голосов. Они то замирали, то начинали звучать снова. Мандарин различил грустный плач флейты. За деревьями метались огоньки. Время от времени принимались бить барабаны.

— Решили развлечь меня фокусами? Интересно, что будет дальше. Вызовете духов? Стареете, Тан-лао. Ужель вы считаете, что я настолько глуп? Или же вы хотите напугать мою стражу?

Но Тан Дэсинь уже повернулся и смотрел на нечто, находившееся за спиной мандарина. Железный Ван вскочил и схватился за топор. Его взгляд застыл. На щеке дергался мускул.

Мальчик подвел слепого священника к костру. Лицо священника ничего не выражало. Он вытянул руки вперед, уставившись бельмами на верхушки деревьев. Пение стало громче.

Вершины сосен замерцали белым, и от них к небу потянулись струйки желтого и зеленого дыма.

— Решили показать мне фейерверк, Тан-лао? Очень мило.

Старик даже не посмотрел на мандарина. Рука потянулась ко рту, и Тан Дэсинь, сам того не замечая, принялся сосать палец.

Часть тумана, мерцавшего в такт ударам барабанов и звучавшей вдали песне, легкой полупрозрачной тканью заструилась по веткам вниз. Зрелище было фантастическим, нереальным — мандарину показалось, что в клубах дыма, опутавшего деревья, он заметил проблеск серебра, чьи-то белые руки, край платья. Музыка лютни, причудливо смешивавшаяся с флейтой, стала еще громче.

Мандарин осторожно повернулся, желая узнать, сколь сильное впечатление оказало зрелище на людей. Майор Линь стоял прямо за его спиной недвижим: рот раскрыт, глаза сощурены, рука на кобуре. Железный Ван и его разбойники были потрясены не меньше, Тан Дэсинь глухо стонал. Казалось, он впал в транс.

Теперь у верхушек деревьев уже было можно ясно разглядеть движущиеся, вернее, скользящие по воздуху фигуры. Мандарин узнал несколько апсар — прекрасных небесных дев, героинь буддийского канона, изображения которых столь часто можно было встретить на стенах храмов. Красавицы плыли в дрожащей дымке, которая сменила цвет с желтого на красный, а потом — на розовый. Тут мандарину показалось, что ему удалось разглядеть процессию разодетых в белые шелка женщин, медленно двигавшуюся среди верхних ветвей. Завораживающие голоса невидимых певуний взлетели ввысь, взяв высокую ноту, и мандарин невольно почувствовал тоску, истому, чуть ли не желание, и вдруг изумительный образ прекрасных женщин стал меркнуть. Чудесное пение и музыка дворцовых покоев оборвалась, сменившись грозным боем барабанов и ревом фанфар, зовущих на войну. У вершин сосен из тумана стали сгущаться иные, грозные фигуры.

Мандарин потерял счет времени. Что-то отвлелкло его внимание от верхушек деревьев. Он окинул взглядом прогалину и замер от изумления. Поляну заполонили люди.

Их были сотни. Они стояли стройными рядами, разбившись на полки, словно армия, готовая броситься в битву. У каждого отряда была своя форма определенного цвета. Воины в красных тюрбанах и туниках сжимали в руках копья и пики. Солдаты в повязках и куртках желтого цвета держали тяжелые мечи. Был и отряд из знаменосцев, одетых в тигриные шкуры. Один небольшой отряд состоял из хрупких девушек, наряженных в красные пижамы. Глаза девушек сверкали решимостью — одни, как и мужчины, также были вооружены мечами, а другие сжимали в руках большие красные фонари. Мандарину показалось, что он рассматривал войско целую вечность. С первого взгляда он заметил, что воины хорошо обучены. Не ускользнуло от его внимания и молодость большинства солдат, по меньшей мере половине из них едва ли исполнилось шестнадцать-семнадцать лет. Они явно происходили из крестьян — лица простоватые, загорелые, глаза, устремленные на деревья, широко распахнуты в детском изумлении. Однако среди молодежи стояли и более взрослые, умудренные жизнью люди, которые тоже не могли отвести взгляд от разворачивавшегося перед ними чудесного зрелища. Взгляд выхватывал из рядов явных бездельников и гуляк. «Интересно, кто это? Люди Железного Вана или „Черные палки“»? — подумал мандарин. Почувствовав неприятный холодок, пробежавший по спине, он понял, что ошибался, считая «Кулаков мира и справедливости» обычным сбродом. Юноши, сжимавшие в руках оружие, быть может, были неопытны, но они ничем не отличались от мальчишек, с которыми он сорок лет назад собрался на деревенской площади, чтобы вступить в отряды «Хунаньских молодцов», впоследствии разросшихся до размеров чуть ли не самой огромной армии за всю историю империи. Мандарину казалось невероятным, противоестественным, что за столь короткое время в его округе удалось собрать такую армию, причем так, что он ничего не заметил.

Дымок у верхушек деревьев пришел в движение и теперь образовывал некое подобие висящей в воздухе платформы. Призрачные, размытые, белесые фигуры, которые мандарин уже успел заметить прежде, стали приобретать все более четкие очертания. Мандарин почувствовал, что цепенеет. Волосы одной из фигур в доспехах, сидевшей на коне, были завязаны в узел, борода развевалась на ветру, брови сурово сдвинуты, а лицо искажено в яростной гримасе. Над поляной, сжимая в руках гигантское копье, сияя и мерцая во тьме ночи, навис бог войны Гуаньди, статуи которого мандарин видел прежде тысячи раз в тысячах храмов. Сотни людей вскрикнули от изумления и страха, на мгновение заглушив грохот барабанов и рев фанфар. Мандарин был потрясен тем, что и сам не удержался от вскрика, который в общем вопле так никто и не услышал.