Дворцовые интриги на Руси - [63]

С того времени прошло 80 лет, но методы междукняжеской борьбы за власть на Руси оставались прежними. Внуки и правнуки «достойно» продолжали дело своих знаменитых дедов и прадедов.

«Мятежи многие и лести бесчисленные»

Такими словами начинается повесть Галицко-Волынской летописи, рассказывающая о коварстве галицких бояр, замышлявших убить князя Данила Романовича в 1230 г. С прискорбием приходится констатировать, что подобная летописная фраза была бы уместной и в 1173 г., когда был взят под стражу Ярослав Осмомысл, а в центре Галича запылал инквизиторский костер, и в 1205 г., когда галицкая земельная знать пыталась учинить расправу и над малолетними сыновьями Романа Мстиславича Данилом и Васильком. Не было на Руси другого княжества, где бы бояре чувствовали себя так свободно и плели свои антикняжеские интриги так изощренно, как в Галичине. Они приглашали на Галицкий престол князей и отступались от них, расплачивались за свое коварство жизнями и платили князьям той же монетой.

Был случай — единственный в истории Руси, — когда потерявшие голову галицкие бояре посадили на княжеский престол боярина Владислава. Это вызвало возмущение не только русских князей, но и властителей других стран. Под предлогом того, что на княжеском троне не может сидеть боярин — «не есть лѣпо боярину княжити въ Галичи», — Лешко Краковский предложил венгерскому королю Андрею II посадить в Галиче королевича Коломана.

В 1210 г. князья Игоревичи, неоднократно предаваемые Галицкими боярами, прибегли к жестоким репрессиям. За короткое время, как свидетельствует летопись, они уничтожили около 500 знатных бояр, но террор не дал желаемых результатов. В следующем году, заручившись поддержкой венгров и поляков, бояре казнили Владимира, Романа и Святослава Игоревичей.

В данном очерке мы остановимся на нескольких сюжетах боярско-княжеского противостояния в Галичине. Все они связаны с историей княжения двух наиболее известных государственных деятелей Руси — Ярослава Осмомысла и Данила Галицкого. Сегодня это хрестоматийные персонажи отечественной истории, покрытые глянцем героического прошлого, и мало кто знает, что путь их к благоговейной памяти потомков был долгим и тернистым. К тому же, возвышаясь над многими современниками, они все же были детьми своего времени, не лишенными человеческих слабостей.

Ярослав Осмомысл и галицкие бояре

Под 1173 г. в Ипатьевской летописи помещен рассказ о бегстве из Галича «в Ляхи» княгини, ее сына Владимира и многих бояр: «В том же лѣте выбѣже княгини изь Галича въ Ляхи, с сыномъ Володимиромъ и Костянтин Сѣрославичь и мнози боярѣ с нею быша тамо»[217]. Летописец не уточняет имени княгини, но мы знаем, что речь идет о жене Ярослава Осмомысла Ольге, дочери Юрия Долгорукого. Что же заставило ее прибегнуть к столь неординарному шагу? Дело в том, что брак Ольги и Ярослава, заключенный по воле родителей в 1150 г., не принес супругам счастья. Ярослав откровенно тяготился этим союзом и завел себе любовницу. Это была боярская дочь Настасья из рода Чаргов или Чагров. От Настасьи Ярослав имел сына Олега. Внебрачные связи Ярослава в Галиче были известны всем, но до поры до времени о них предпочитали помалкивать. Не возмущалась поруганием христианского брака Церковь, не проявляло пуританской щепетильности и так называемое «общественное мнение».

Дело в том, что супружеская неверность на Руси не была таким уж редким и необычным явлением, грехом великим. Церковью, разумеется, это не поощрялось, но и не наказывалось слишком строго. Лейтмотив кодекса чести сводился к тому, чтобы не слишком афишировать подобные отступления от норм христианской морали. «Заповеди» митрополита Георгия предполагали, чтобы «без венчания жен не поимати никому же, ни богату, ни убогу, ни нищему». Женитьба без венчания «не чиста», это «тайный брак». Тем не менее тайные браки в княжеско-боярской среде случались. Митрополит Иоанн обличал тех, «иже без стыда и бес срама две жены имеют». Однако «Заповеди» митрополита Георгия были менее строги и предписывали не венчать, если кто «третью жену поимеет», хотя и констатировали наличие «треженцев».

В XII в., в том числе и во времена Ярослава Осмомысла, преобладала установка Церкви на внедрение в жизнь венчального единобрачия. В этом случае Церковь защищала интересы жены при нарушении мужем супружеской верности. Предусматривалось и наказание за неверность. «Аще кто свою жену пустив (расторгнет с ней брак. — П. Г.), а иную жену поимет, пост два лета, а поклона 700 на день». Если же муж женится на другой, а со старой не разведется, Церковь должна защищать первую жену, а молодую надлежало взять «в дом церковный» — видимо, постричь в монахини.

В реальной жизни, особенно в княжеском быту, эти не слишком строгие церковные нормы вряд ли соблюдались. Свидетельством этому опыт Ярослава Осмомысла. Не разорвав венчального брака, он преспокойно жил в новом. Аналогичным образом позднее поступил и его сын Владимир, уведший у галицкого священника его жену и живший с ней в невенчальном браке.

Примечательно, что в обоих случаях невенчальные браки оказались более счастливыми, чем венчальные. Характерно, что далеко не безупречная частная жизнь Ярослава не вызывала слов осуждения у летописцев. Более того, изобилие в посмертном панегирике эпитетов типа «богобоин», «честен», «любящий чернеческий чин» и другие создает впечатление чуть ли не святости князя.