Двоица - [47]

Перед огнем стоял немолодой смуглый мужчина в китайском халате. Он грел руки и иногда оглядывался, будто ожидая Мишкиного появления. Мишка наблюдала за ним из неясного укрытия. Казалось, что если приглядеться, то окажется, что и руки, и ноги на виду, но мужчина ее в упор не замечал, выжидательно тер друг о друга пальцы.

За Мишкиной спиной распахнулась дверь, и в комнату ворвался запах яблочного пирога. Мишка хотела обернуться, но не смогла, только знала, что по коридору, такому же странному, как и гостиная, к ней приближается высокая женщина в платье и платке. Женщина подняла руку, перекрестилась, указала на камин.

Рамина Брамм, которого Мишка уже узнала, покачал головой, указал на пустое кресло, которое еще мгновение назад казалось Мишке невысокой тумбочкой, заваленной газетными листами. Женщина поравнялась с Мишкой, даже задела ее краем платья, но Мишкин взгляд будто магнитом потащило по полкам, она развернулась спиной к камину. Кажется, женщина села в кресло, и сразу же Мишка услышала ее голос – властный, веселый:

– Сядь, в ногах правды нет.

Рамина сел на пол, подоткнул халат под скрещенные ноги.

– Знаешь, в детстве мне казалось, что я никогда не умру, – сказала женщина. – А теперь это же кажется Мишке Мироновой.

Мишка хотела обернуться, сказать, что женщина ошибается, что Мишка готова умереть хоть сейчас и, наверное, уже умерла, но тело будто сковало стальными кольцами. Теми самыми стальными кольцами почтальона Жерара.

– Я не умер, – сказал Рамина. – Умерла женщина, которая писала обо мне книги. Я же навсегда остался на солнечной террасе венецианского отеля.

– Разве это не смерть? – спросила женщина. Мишка хотела крикнуть ей, что нет, что смерть – это страшно, а не солнечно, но губы не размыкались, липли.

– Может быть, – Рамина зевнул. – Простите, что-то я засыпаю. Много пью кофе.

– Спать не страшно, – сказала женщина, и Мишка тут же проснулась. Голова больше не болела. Сердце стучало в груди размеренно, будто зная, что скоро Мишка перетянет его бинтами.

Белые эластичные бинты Мишка хранила в нижнем ящике шкафа. Там же лежали юбки, платья, брюки – вся та одежда, которую Мишка надевала, только когда для расследования нужно было воплотиться в кого-то не похожего на Мишку Миронову.

Костюмы она стала использовать меньше года назад, когда расследовала похищение картин. Нужно было сходить на выставку в галерею, хозяин которой Мишку знал, потому что сам же ее и нанял. К тому времени Мишка была уверена, что хозяина обокрали его собственные работники, которые могли ее видеть во время первых визитов, поэтому пришлось быстро обучаться искусству перевоплощения. Теперь же Мишка собиралась пойти в «Стулья», где уже успела показаться в своем обычном виде в четверг.

Поверх бинтов Мишка натянула такую же белую майку-алкоголичку, выровняла складки. Надела коричневые брюки и легкую куртку. Парик выбирала недолго – вспомнила светловолосого парня, который болтал со странными девушками, и остановилась на крашенных серебром патлах. На косметику ушел целый час, за который девушка с растрепанными волосами в зеркале превратилась в угловатого паренька с косой челкой и недобритой верхней губой. Этой растительностью Мишка особенно гордилась. Примерила солнечные очки, поморщилась. Из-за маленького роста она походила на девятиклассника, который собрался на дискотеку восьмидесятых. У Мишки были ботинки со специальной подошвой, но даже в них она еле дотягивала до ста шестидесяти пяти.

Заменила куртку на черную кофту с капюшоном, надела контактные линзы с чуть суженными зрачками – чтобы собеседник все время пытался заглянуть в глаза. Прошлась по квартире ссутулясь, руки спрятала в карманы, вышло неплохо. Поиграла голосом, остановилась на развязном и будто бы слегка прокуренном. Из того же ящика с одеждой достала пачку красного «Marlboro», спрятала в карман. Надела черный браслет. Осталось принять важное решение – надевать ли крестик. Чуть подумав, Мишка сняла крестик с цепочки и перевесила его на другую, более тонкую и длинную. Посмотрелась в зеркало – крестик исчез под майкой, и понять, чтό висит на цепочке, стало невозможно.

Пора было ехать в «Стулья». Мишка еще раз прошлась по квартире, громко представляясь:

– Гоша, Гоша, Гоша. – Поиграла языком с «Г», поцокала: – Сергей, Серж, Стас. – Голос окреп, хрипота стала естественной. – Ге-оргий, Гриша, Гриша. – Остановилась на последнем. Потянулась, закрыла глаза.

Из квартиры Гриша вышел будто крадучись. Запер дверь, ключ бросил в карман. По лестнице поскакал как каучуковый мячик, через ступеньку. На улице заозирался, будто в Москве в первый раз, достал телефон, сощурился, а пять минут спустя уже катился по эскалатору к китайгородской платформе.

В вагоне метро Гриша встал у дверей, прислонился к поручню. Из-под капюшона постреливал на москвичей, ни на ком, правда, взгляд не задерживал. За тоннель до «Чистых прудов» успел и рекламу почитать: звали в институт на кафедру медиаменеджмента и в машинисты электропоезда, даже деньги предлагали. Гриша их запомнил, хотел записать даже телефон, но опомнился, двери уже начали закрываться. Схватился за створку, выскочил на станцию. К выходу пошел не спеша, считая шаги.