Двоица - [45]

– У меня встреча. – Мишка посмотрела на телефон. – Через два часа.

– Отпусти меня, пожалуйста, – попросил Арт.

– Хорошо, только сначала позвони Ване и Вершику, может, кто-то из них подойдет, – сказала Мишка.

Пять минут спустя стало ясно, что оба не берут трубку. Мишка вздохнула:

– Свободен. Но все дела на сегодня-завтра советую отменить. И пиши мне, если куда-то поедешь.

– Хорошо, – сказал Арт. – Спасибо тебе.

– Не за что, – сказала Мишка. – Только у меня просьба.

– Да? – Арт уже хотел уйти, но остановился и оглянулся.

– Никогда больше не обсуждай мои расследования с моими родственниками, – сказала Мишка. – Никогда, понял?

Даша соврала Арту. Соврала, хотя обещала себе больше не врать. Если бы ей позвонила Мишка, Даша бы сказала ей правду. Сказала бы, что дома ночью она была одна и только утром к ней пришел Вершик и попросил сказать, что виделся с ней ночью. Даже Арту она хотела сказать правду, но в последний момент вдруг передумала. Как заметил бы Вершик, нехорошо было врать, но еще «нехорошее» было говорить правду, потому что, выбирая между Вершиком и Артом с этой его Мишкой, Даша однозначно выбирала Вершика. Он пришел к ней такой утренний, веселый. Сказал, что скоро они смогут жить вдвоем, вместе служить в одной Вере. Он уже столько раз это обещал, а тут наконец сказал, что все, что сегодня же съезжает от Сони и жить будет отдельно. Даша к нему прижалась, почувствовала теплый, домашний запах. И вот именно этот запах вспомнила, когда заговорила с Артом.

Начала врать и уже не могла остановиться. Потом, когда художник повесил трубку, упала на колени и стала молиться:

Христос, Господь Бог мой, на Твое милосердие уповаю, на сердце Твое тело свое отдаю и душу. Помоги и справи мое житие и исход из мира. Помоги рабу Твоему Вершику, помоги рабе Твоей Дарье завершить мирские дела и удалиться от мира.

Всхлипнула, думая о том, что Вершику, наверное, сейчас приходится несладко где-то в Москве, но потом утерла слезы, потому что вечером он обещал зайти.

Дома Мишка оказалась в половину первого и сразу же пошла в душ. Только под струями горячей воды она позволила себе на мгновение расслабиться и заплакать. Бабушка умерла.

«Если я умру, значит, Богу этого хочется», – говорила Екатерина Наумовна.

«Я не умру, пока я вам нужен», – сказал однажды Рамина Брамм своей партнерке, британке Ребекке Тортон.

– Зачем тебе ее захотелось? – спросила Мишка. Кафель на стене не ответил. – Она мне нужна, – сказала Мишка. – Она мне нужна.

Ударила кулаком по стене, чуть не поскользнулась.

– Прости, Господи, но Ты не прав. – Мишка постаралась взять себя в руки, заговорила увереннее. – У Тебя все есть, а у меня – никого.

Бог не ответил. Мишка выбралась из душа, бросилась к зеркалу. Долго рассматривала свое лицо, поднесла к глазам запястье с крестиком, встряхнула. По ванной разнесся тихий звон – крестик бился о цепочку.

Из зеркала на Мишку уставилась испуганная маленькая девочка, которой никогда бы не пришло в голову пойти на заклание к маврам. У девочки были большие карие глаза и темные всклокоченные волосы. Даже после душа они не желали улечься ровно. Мишка закрыла глаза руками, надавила.

– Господи, сестра Твоя расторгла узы смерти и взошла на небеса, – сказала Мишка, – удостой усопшую сестру Твою победы над смертью, чтобы она в покое…

Зарыдала, упала на колени, уперлась лбом в основание раковины. Не смогла дочесть даже и такую простую молитву.

– Дай мне сил, Господи, дай мне. – Мишка вся сжалась, зная, что скоро в груди разгорится праведный огонь. Бабушка всегда говорила, что, если не можешь справиться с чувствами, не можешь обуздать их, значит, нужно дать им волю. Не плакать, не кататься по полу, не корчиться, как вчера, а собраться с силами, бросить свои чувства на дело. Мишка зажмурилась, вздохнула и почувствовала, как бьется сердце, как стучит кровь в висках, как руки сами собой распрямляются. Скользнул по животу крестик, пятки коснулись пола. Мишка распрямилась, снова посмотрела в зеркало.

Глаза у девочки были красные, полные слез. Волосы всё так же топорщились. Но она больше не боялась идти в мир.

– Я за тебя помолюсь, – сказала Мишка. Голос все-таки дрогнул, и кончила она скороговоркой: – Я разберусь с убийствами и помолюсь. Долго.

Из ванной вышла уверенной походкой, набросила свой любимый халат, красный. Такой же носил в «Стальных кольцах» Рамина Брамм. Села за стол на кухне, стала набрасывать дальнейший план расследования. Вскоре пришлось встать, сходить за бумагой и ручкой, потому что мыслей было слишком много.

Взяв лист, Мишка нарисовала в верхнем левом углу круг, заштриховала. Написала имена подозреваемых. Имя Вершика обвела, подчеркнула. Рядом с листом положила телефон с открытой фотографией письма, найденного у Осы. Мишка так и не решила, относится ли оно к расследованию, но, поскольку в письме упоминались деньги, исключать его из списка улик было нельзя. Наконец достала черный браслет, внимательно осмотрела. Он был сделан из какого-то странного материала, похожего на резину. Гнулся совсем немного и имел внутренние неровности – их Мишка чувствовала, проводя по поверхности браслета пальцем.