Двое в новом городе - [28]

— Виолета!..

— Наконец-то тебя задело!.. Разве нет?

— Виолета, пожалуйста…

— Нет, я не обижаюсь. Просто хочу избавить тебя от некоторых заблуждений и напрасных иллюзий. Ты ведь что подумал? «Моя-то бывшая снова забрасывает удочку: конфеты присылает, пригласила на вечер…» Подумал, верно?

— Ну, что ты, Виолета…

— Ты у меня весь как на ладони… Я не могу жить бирюком, понимаешь? И не могу быть в ссоре с людьми, даже если в них обманулась… Разве можно жить в одиночестве? Десять лет… я была обречена жить одна, как головой о камень биться о бездушие и черствость невежд… Твой арест, в сущности, был и моим арестом, хоть я первая с тобой порвала… Какие-то невидимые нити все равно остались, они и сейчас еще существуют, никто их не перерезал… Мы с тобой по-прежнему в одном ярме… И очень жалко… До чего же я одинока! Если бы ты только знал!.. Душу мне выхолостили эти люди!..

— Какие люди, Виолета?

— Те, что и тебя обрекли на изгнание… Я очень тебе благодарна за добрые слова, которые ты написал обо мне. Ведь мог и не написать. Ты, оказывается, смелее, чем я предполагала. Это как-то опять сблизило меня с тобой, вернуло доверие к людям… Видно, не всех опустошило бездушие иных людей, их непреклонность, высокомерие… Спасибо тебе. И в то же время я тебя ненавижу за то, что считаешь меня пропащей!.. Этот дурак был четвертым, в ком я разочаровалась… Он младше меня на пять лет и в то же время старее душой на все пятьдесят!.. Понимаешь?

— Извини, Виолета, но в тот вечер, на который ты намекаешь, я совершенно случайно…

— Какая разница! Тебе надо было дать о себе знать, а не рыскать за нами по лесу.

— Показалось неудобным.

— Это меня и обидело. А так ты, может, помог бы мне избавиться от многих дальнейших неприятностей, потому что я была на грани разрыва с ним.

— И правильно сделала, что порвала.

— Он спутался с бухгалтершей, чтобы мне отомстить, будто я какая-то сопливая девчонка… А что получилось? Опозорил все ваше общежитие… Вместе с комендантом.

Я подозрительно взглянул на нее.

— Нет, не думай, я здесь ни при чем, — продолжала она. — Не занимаюсь такими делами. Векилов давно взял их на заметку… А Карлик пусть катится ко всем чертям… Единственно, чего я боялась — как бы тебя не втянули в эту историю.

— Меня?

— Знаю я твое легковерие и наивность. Сколько раз возил Карлика на грузовике? Не помнишь?

— Ну, раза два-три.

— Куда возил?

— На стадион и обратно.

— И все?

— Все.

— Слава богу… Налей мне еще немного и пойдем. Проводишь меня до реки, а там и сама дойду.

— Нет, я провожу тебя по дому.

— Спасибо.

Она взяла бокал, осушила его до дна. Меня испугал лихорадочный блеск ее глаз, когда она посмотрела на танцевальный круг, — блондинка снова трясла там своей гривой.

— Пошли! — резко поднявшись, сказала она.

— А цветы? — крикнул я ей вдогонку.

— Пусть останутся в ресторане на память!

— Хотя бы розы…

— Они меня не волнуют… Предпочитаю репейники!

Я наскоро расплатился с официантом, который догнал меня уже возле выхода. Объяснил ему, что моей спутнице стало плохо, потому такая спешка. Он ответил в том духе, что, дескать, с каждым может случиться, такое уже не раз бывало на его памяти, а про себя наверняка крепко обругал нас за лишние хлопоты, которые мы ему причинили. А может, еще и за то, что в суматохе я забыл подкинуть ему «на чай».

Виолета нетерпеливо постукивала каблучками у дверей и метала в мою сторону гневные взгляды.

12

Ночь выдалась очень тихая. В небе повисли крупные фракийские звезды, таких ядреных я вроде бы никогда прежде не видел. Луна еще не взошла. Далеко, в зарослях ракитника у Марицы, задавали концерт лягушки, их даже здесь было слышно. Уже появились светлячки, пахло свежим сеном — лето!

Я шагал рядом с Виолетой, молча слушал ее. На душе было легко и чуть грустно. Она, видите ли, была очень счастлива со снабженцем-хористом. Из него вышел талантливейший певец, а вот снабженец — никудышный. Угодил в тюрьму. Потом судьба свела ее с солистом самодеятельного ансамбля — тенором, да еще драматическим. Но его перевели в другой ансамбль, так они и расстались. А потом попался ей этот Масларский. Она решительно ничего ему не позволяла. Но он все настаивал, просто извел ее своей назойливостью.

— У меня никого нет на целом свете, понимаешь? — говорила она охрипшим, измученным голосом. — Приходилось самой себя защищать, и я защищалась, понимаешь? Он был так нахален! Тем не менее я устояла.

Она опустила голову, чтобы я не видел ее глаз, но шла довольно бодро, хотя и проиграла битву с Евгением Масларским. Я изредка поглядывал на нее, поражаясь, что вопреки всему случившемуся она еще способна сохранять гордость, глубоко запрятав обманутые надежды.

— Я хотела перевоспитать его, сделать из него человека, — продолжала она, стараясь не отставать от меня. — Ведь он способный парень. Учится заочно на инженерно-механическом факультете, но уже целый семестр, по сути дела, не занимается, не сдал ни одного экзамена. Из-за меня, говорит. Я этому не верю. Он слабохарактерный. Не люблю таких людей. Полная противоположность тебе.

— Ну, уж ты скажешь!

— Нет, у тебя есть воля, ты упорный, настойчивый, а он будто кусок глины или пластилина — лепи что хочешь… Улыбнется ему какая-нибудь — он уж и готов, распустил хвост веером. Я ему говорила: «Так у нас дело не пойдет: или ты со мной, или с другой…» Пробовала беседовать с ним об искусстве — тупость невероятная. Даже вспомнить страшно, до чего он невежествен… Представляешь, он собирался избить кадровичку, когда его исключили из комсомола, — втемяшилось ему, что это она всему причиной. А она, как я потом выяснила, даже понятия о нем не имела. Он стал просто невыносим, и люди совершенно справедливо отвернулись от него. Таким не место в нашем комсомоле… Там были и ты, и я, а для таких, как он, не должно быть места! И правильно, что его вышвырнули вон!.. К сожалению, я была в него влюблена. Ты не знаешь, что такое любовь. Как говорится, любовь зла — полюбишь и козла… Прости, пожалуйста, за откровенность. Ведь между нами пролегли десять лет, и если не теперь, то когда же еще откровенно высказать все друг другу?