Двое в новом городе - [26]

У меня создалось впечатление, что весь литературный вечер был подготовлен и исполнен бывшей моей супругой. Виолета то и дело появлялась на сцене, декламировала, пела, кланялась — одним словом, пожинала плоды успеха. На аплодисменты щедрая публика не скупилась. Бедное взрослое дитя сияло от счастья. Еще бы, сбылась давнишняя мечта! А вот мне было не по себе, я не представлял, что делать дальше, как избавиться от навалившейся тоски. Когда концерт закончился, объявили пятнадцатиминутный перерыв. После него обещали показать кино. Я постарался выскользнуть из клещей Драго — вышел глотнуть свежего воздуха, потому что гитаристы, выступавшие в заключение программы, вконец расстроили мне нервы. Этот инструмент всегда вызывал у меня мысли о человеческой никчемности. Полагаю, это опять-таки она, моя бывшая супруга, поклонница роз и эдельвейсов, включила в программу гитары. До сих пор не могу понять, какими тайными тропами проникает в наш сдержанный век старая буржуазная сентиментальность. Как это комсомолке Виолете (бывшей Масларской) может нравиться бренчание романсов 1909 года? Думаю, все оттого, что она из кожи лезет вон, чтобы казаться ах какой культурной.

Я стоял на площадке перед клубом и смотрел на сверкающий огнями завод. Главные ворота были украшены гирляндами, я только сейчас их заметил. За оградой высились башни градирен, тянулась ввысь труба ТЭЦ, время от времени гулко ухало в кислородном цехе. Я ощутил близкое биение сердца нашей крепости, и ко мне опять вернулось чувство уверенности. Все же на свете не одни только гитары! За спиной послышались шаги Драго. Выследил-таки, теперь от него не отвязаться! Он с ходу предложил закурить, я, естественно, отказался, что вызвало поток похвал моей силе воли.

— Да, у тебя она есть, раз не куришь. Я вот тоже хотел бы бросить, да не бросается, — говорил Драго, испытующе глядя на меня.

Его простая, непритязательная душа явно уловила мое настроение. Он досконально знает мою историю, и теперь они со Златой, судя по всему, надумали помирить меня с Виолетой, которая наделала в прошлом ошибок, но теперь, дескать, все осознала. Они даже решили пожертвовать очередной уткой, лишь бы свести нас под одной крышей. Полагаю, что на эту благотворительность их толкает что-то вроде инстинкта самосохранения. В моем лице им видится горемыка-неудачник, который и других способен сделать такими же — ну, как больной гриппом может перезаразить соседей. Словом, в ход пошли утки да карпы, было упомянуто и о кабанах. О помощнике министра тоже зашла речь.

— Я свожу его в заповедник. Там и серны есть. Директор просил пристрелить одну для него, но это уж как повезет…. Да, попробуем и кабанчика, а фазанов хоть каждый день могу отстреливать.

Только он разошелся, соблазняя меня предстоящим пиршеством, как зазвенел звонок — желающих посмотреть кино приглашали в зал. Позвонили во второй раз. И в этот момент на площадке появилась моя бывшая жена с такой большущей охапкой цветов, что они закрывали ей лицо. Оглушенная славой, она ничего не слышала. Драго ринулся к ней, хотел было помочь, но она уклонилась от его услуг. Зато ухватилась за меня и предложила пройтись по воздуху, у нее-де разболелась голова. Ей хотелось, чтобы я проводил ее до ресторана, где она сможет отдохнуть. Драго благосклонно улыбался в сторонке, подталкивая меня взглядом: ну, что же ты, проводи!

Я понимал, что снова сую голову в хомут, которого не знал на своей шее вот уже десять лет, и тем не менее смиренно двинулся по лестнице вслед за Виолетой, похожей на ожившую вазу с цветами. Я было предложил ей свою помощь, однако она не захотела расстаться с букетом, вполне заслуженным ею в этот вечер. К тому же ей надо было появиться в ресторане со всеми этими цветами, дабы повергнуть врагов своих…

Подошел автобус. Нам повезло — пассажиров было немного, и мы могли спокойно устроиться на свободных местах. Виолета, ни на минуту не расставалась с цветами. Она вдруг напомнила мне фею весны с картинки в хрестоматии. Не хватало только ласточек над головой. Я не мог на нее наглядеться. Лице ее светилось радостью, она сама была как цветок, которому неведомо увядание. Люди разглядывали нас, но я старался держаться несколько на расстоянии. Тем более что и одет я был вовсе не для такого случая.

Когда мы вошли в ресторан, играл оркестр. Виолета выбрала столик в саду — там веселее. Скорее всего, ее пугал мой скучный характер, давно ей известный и, уж наверное, не изменившийся за минувшие годы. Меня тоже устраивал ее выбор — больше всего я боялся уединения, какого-нибудь укромного, тихого уголка.

Виолета гордо прошла со своим букетом через зал, и все оборачивались в ее сторону. У нее здесь оказалось множество знакомых — вполне естественно для деятеля на ниве культуры. Я же не мог похвастать влиятельными связями, разве что знакомством с милицейским начальником Векиловым, который с двумя военными сидел за столиком возле оркестра. Виолета сдержанно кивнула Векилову, а военные внимательно ее оглядели, похоже, цветы произвели на них сильное впечатление.

— Пожалуйста, будь сегодня кавалером, — сказала Виолета, когда мы устроились за круглым столиком у фонтана. — Очень неловко себя чувствую с этими цветами, — добавила она.