Двое из многих - [20]

— Вероятно, так: сам народ виноват в том, что в стране не всем хватает земли. Мол, если б простые люди не так быстро размножались, то и им бы досталось земли… Вот что он пишет: «Война тем и хороша, что она очищает народ. Война для народа — прямо-таки божье благословение, но только народ по своей глупости не в состоянии понять этого…» Видишь, до чего додумался этот «философ»? А ты его еще жалеешь! Это типичный представитель класса господ. Сама фамилия это подтверждает. Долгопятов — старинная дворянская фамилия… Можешь мне поверить. Мне и самому не по душе кровопролитие, которое сейчас у нас происходит. Убийство человека — само по себе преступление. А ведь бог, если в него кто верит, благословляет убийства. Иегова, по сути дела, благословил братоубийцу Каина. А посмотри на иконы святых. Ведь в руках большинства из них меч! Да и сам-то меч имеет форму креста! Однако когда мы начинаем уничтожать тиранов и эксплуататоров, весь мир господ моментально обрушивается на нас, обвиняя в жестокости и тому подобном. По их мнению, мы, представители пролетариата, не имеем права защищать свои интересы. Для господ жизнь рабочего человека ничего не стоит!..

— В этом я уже убедился на собственном опыте… Знаете, товарищ Игнатов, я никогда не забуду одного такого палача по фамилии Драгунов… Я согласен с вами относительно того, что вы здесь говорили об убитом мною офицере, но мне было бы приятнее, если б на его месте оказался Драгунов.

К вечеру в здание управы привели еще шестерых контрреволюционеров. Две комнаты были до отказа забиты арестованными. Тамашу выдали обмундирование одного из убитых белогвардейцев. Свою одежду он отдал дяде Грише с просьбой передать ее при случае Зайцеву.

К вечеру в селе установилась тишина. Жители принесли красноармейцам хлеба, вареных яиц, копченой рыбы, домашней бражки. Трапезу устроили в большой комнате в здании управы. Накормили досыта и нищего дядю Гришу. Затем постелили на полу солому и легли отдыхать.

Дядя Гриша начал рассказывать красноармейцам о Порт-Артуре. Говорил он тонким, слегка дрожащим голосом, но все хорошо слышали его.

— Японцы нас по нескольку раз в день атаковали, — рассказывал дядя Гриша, — но стены у крепости были толстыми, да и мы не поддавались… Приставят, бывало, японцы лестницы к стене и карабкаются наверх, а мы их из винтовок снимаем… Правда, и они нашего брата набили немало… Они и из пушек нас обстреливали, и из другого оружия, но все попусту. Тогда они из своих же мертвецов стали целые пирамиды выкладывать…

— Ты лучше расскажи, как ты ослеп, — попросил дядю Гришу один из красноармейцев, видимо, украинец по национальности.

— Приказали мне как-то пойти в разведку… Достал я из-за пазухи иконку с изображением Казанской богоматери. Иконками снабдил нас царь-батюшка. Портрет царя у меня тоже был… Осенил я себя крестом, значит… И пополз, а когда оказался совсем рядом с япошками, вытащил гранату и хотел было уже бросить ее, как вдруг услышал сильный взрыв и потерял сознание. Долго в госпитале провалялся… Позже мне рассказали, что один из японцев опередил меня и бросил гранату раньше… Вот, значит, я и ослеп…

— Японец тот наверняка не разглядывал портрета микадо? — заметил один из красноармейцев.

— Это уж точно… Словом, у стен Порт-Артура и распрощался я со своими глазами…

— Не помогла, значит, тебе Казанская богоматерь? Но хоть пенсион-то тебе царь-батюшка отвалил, а?

— Вши — вот моя царская пенсия!

— А блох у тебя, отец, нет?

Комиссар, чтобы оградить старика от беззлобных насмешек, строго сказал:

— И не стыдно вам, товарищи? Ведь перед вами слепой старик! Конечно, уже ни мы с вами, ни наши внуки не пойдут в бой с иконкой святого Николая или девы Марии… А нам дядя Гриша сегодня очень помог: он точно указал, где находятся контрреволюционеры… В помещении же мы завтра утром наведем полный порядок…

На следующий день Имре Тамаш рассказал Балажу, с которым быстро подружился, о своем друге Пиште Керечене.

— Скажи, а сколько венгров в вашей роте? — поинтересовался Имре, которому хотелось побольше узнать о подразделении, к которому он примкнул.

— Венгров всего восемь человек. Два украинца и два латыша, с которыми нам, венграм, легче всего разговаривать. Еще к нам в роту перебежал от белочехов, из их легиона, чешский венгр. Его зачислили в нашу роту в Тюмени.

— Что он рассказывает о легионе?

— Он у них поваром был… Задницу такую наел, что в штаны еле убирается. Говорит, что у белочехов все есть. Снабжают их американцы и англичане. Как только легион занимает какой-нибудь населенный пункт, солдаты первым делом разбредаются по домам. Ведут себя развязно. Берут все, что плохо лежит, насильничают… Правда, и среди них есть такие, кто больше тяготеет к нам. Трудовые люди, как и мы. По-венгерски наш повар разговаривает так же, как мы с тобой. Зовут его Лайош Тимар.

— Сербы из белых отрядов ведут себя не лучше, — заметил Тамаш.

— И среди них тоже есть хорошие люди. В Тюмени наш лагерь охраняли сербы из легиона. Зима в тот год была такой лютой, что и вспомнить-то страшно. Один мой друг пошел воровать дрова. Серб-часовой не убил его. Позже мой друг записался в красный отряд… В лагере красных обижали…