Двое и война - [20]

Речка — узкая, крохотная — вышла из берегов, разлилась морем. Мужики снимали с тычка в амбаре или в сенях ссохшиеся, давно забытые охотничьи сапоги и сапоги резиновые. Однако ходить по улицам было небезопасно — потоки сбивали с ног. Мальчишки-старшеклассники вставали в эти дни задолго до рассвета и верхом на лошадях возили на завод девчонок-работниц, а днем доставляли хлеб семьям, в которых не было мужиков. Ездили по двое. У одного за спиной сидела продавщица, которая выстригала из хлебных карточек талоны и получала деньги, складывая их в мешочек, повешенный на грудь. У другого к седлу была привязана картонная коробка с уже развешанными и аккуратно разложенными в ней пайками хлеба, в каждую из которых была воткнута лучинка с указанием веса и фамилии того, кому паек предназначался. Мальчишки были горды тем, что их занятия в кружках ворошиловских всадников оказались вдруг столь полезными городу.

Через трое суток поток схлынул. По грязи от дома к дому прокладывались новые тротуары, мостки-времянки, бревна, доски. Жизнь входила в нормальную колею. Речка опять текла своим путем, только была еще широка и бурлила.

Солнце пригревало, сушило дороги, улицы, поля за городом.

Наконец настало время копать огороды. Часть своего огорода Елена отдала соседям — многодетной семье Кочергиных. Трое мальчишек Кочергиных пришли с лопатами. Но прежде чем копать то, что указала Елена, стали в ряд с нею, начали копать ее участок. Восьмилетний Васька старался изо всех сил, но за братьями не поспевал. Молча, не сговариваясь, они обузили его полосу на два штыка справа и слева и пошли все в ряд. А потом Елена и вовсе вытеснила Ваську.

— Хватит, иди помогай Зойке грядку под батун делать, — сказала она.

— Ничего, ребята, — говорила она, яростно всаживая лопату в жирный чернозем. — Картошку-моркошку посадим, осенью брусники наберем, грибов насолим. Проживем зиму припеваючи. А там и война кончится.

На вскопанное прилетели грачи, важно, неторопливо расхаживали, высматривая червей. Длинных, толстых не могли заглотнуть сразу, стояли с открытыми ртами, потерявшие важность, испуганные.

— Жадюги, давятся аж, — с презрением говорил Васька.

Зойка, подражая ему, тоже морщилась брезгливо:

— Давятся, жадюги…

Во дворе звякнула щеколда.

— Эй, кто там? — крикнула Елена, с трудом выпрямляя спину. — Идите сюда!

— Нет уж, ты, будь любезна, сюда пожалуй.

— Кто бы это? — Увидев Аню с толстой сумкой, Елена выронила лопату, метнулась к ней. Мысли о том, что случилось страшное, что на эшелон по дороге, возможно, налетели вражеские самолеты, что станцию, где танки разгружались, обстреляли или захватили фашисты, что вообще могло случиться все, что ежечасно, ежесекундно случается на войне, — эти мысли вдруг снова всей своей тяжестью навалились на Елену, и она бежала к Ане, не спуская с нее глаз. А та, как нарочно, уткнулась взглядом в сумку, и не понять: то ли прячет она глаза, то ли просто ищет письмо.

Заметив, как сразу, одним движением, отодвинула Аня в сторону стопки писем и газет, начала перебирать плотные желтые бумажки, Елена остановилась, прижав руки к груди: «Только бы не извещение. Только бы не извещение…»

Аня вскинула на нее глаза:

— Вот, пожалуйста. — Глаза были веселые. — Да ты что, испугалась? — спросила она. Пожалела: — Милая моя. — Засмеялась: — Тебе теперь плясать надо!

— Что… что это? — не подходя близко, спрашивала Елена.

— Извещение.

Елена качнулась, закрыла глаза. Аня подошла к ней, дотронулась до ее руки:

— Да не то. Не похоронная. На денежки извещение. Пятьсот рублей.

— Откуда? Какие денежки?

Аня перевернула бумажку:

— От Плетнева Ивана Ивановича.

— Ой, — тяжело передохнула Елена.

— Вот тебе и «ой». — Аня заглядывала ей в глаза ласково, участливо. — Пойдешь в военкомат, спросишь финчасть, — объясняла она. — Там и будешь получать каждый божий месяц.

— Живой, — прошептала Елена, беря бумажку. Удивилась: — Да какие же на фронте деньги?

— Как это какие? Командирские, — все так же ласково и участливо объяснила Аня. — Все командиры своим семьям присылают. Называется: по аттестату. Ну, что растеряхой-то стоишь? Радоваться должна, милая!

— Да я рада. Только лучше бы письмо. Письма давно не было.

— Ну теперь-то уж будет. Раз аттестат на тебя выписан, письмо наверняка напишет. Жди. Обязательно будет! — Аня с нежностью погладила Елену по спине, повторила: — Милая ты моя…

Елена не слышала, как она ушла. Стояла задумавшись, прижав ладонь к щеке. Испуганные, подошли старшие братья Кочергины. Прибежали и Зойка с Васькой. Елена улыбалась растерянно, объясняла им:

— Деньги по аттестату. Пятьсот рублей. А письма нету…

— От командира? — спросил Васька.

— Ну, ты! — шикнул на него старшой.

— Ой, ребятки, лучше бы письмо, а? — Елена расслабленно опустилась на приступки крыльца.

— Пошли, — шепотом сказал старший Кочергин и, обхватив всех руками, подтолкнул в огород. А Елена, посидев минуточку, вдруг взметнулась торопливо:

— Переодеться надо. Неудобно так-то — в военкомат!

В военкомате Елена была впервые. В конце полутемного коридора — очередь. «Финчасть», — догадалась она. Были здесь знакомые женщины. Они удивились, когда Елена спросила последнего.