Движда - [7]

Шрифт
Интервал

— Жить можно, — оценил обстановку Бабель.

— А то! — подтвердил Федор, сметая со стола рыбьи кости, потроха и чешую — свидетельство предыдущих пивных посиделок. — Эти придурки даже отопление еще не выключили. Развеивают народное тепло. Правильно, газа-то в стране, как воздуха.

— Стаканы? — озадачился Бабель.

— Я разовые взял, — успокоил Константин.

— Водку из горла — не гигиенично, — прокомментировал свой вопрос Виталий Степанович.

— Интеллигенция... — наконец-то подал голос Виктор, усаживаясь на самый приличный табурет, и длинно заковыристо выматерился. — Ладно, наливай, — снизошел он.

— За знакомство, — предложил Федор, все чокнулись хрупким пластиком и уже молча выпили.

Закусили солеными огурчиками «Дядя Ваня, по-берлински», пирожками с картошкой, быстро разлили по второй, снова закусили, а перед третьей Бабель попытался завязать беседу, отчего Платонов почувствовал себя лишним. Получалось, это не он, а Бабель сейчас «погружается» в другую жизнь.

— А что, мужики, где-то по-легкому здесь на билеты заработать можно?

Виктор и Федор посмотрели на пожилого журналиста с сомнением и одновременно нескрываемой иронией. Так, пожалуй, смотрят успешные торгаши на прижимистых покупателей с бюджетными зарплатами.

— Паспорт-то не заработаешь, — напомнил Виктор.

— Да, валяется сейчас где-нибудь на перегоне, — наигранно-огорченно вздохнул Бабель.

— Часы продай, — подсказал Константину Федор, — крутые котлы, на такси хватит.

— Да... Подарок... Но если надо, продам, — неуверенно ответил Платонов. — Давайте еще по одной.

— А кто против? — радостно оскалился Федор, обнажая стальные фиксы.

Виктор, между тем, посмотрел на Платонова едким пронизывающим взглядом, и последнему показалось, что тот видит даже три тысячных купюры у него в носках. Платонов под этим взглядом торопливо налил.

— А ты, Костя, кем работал, до того, как в буровые подался? — спросил Виктор.

— Да так, — немного растерялся Платонов, вспоминая легенду, — писал, переводил, в газетах подрабатывал...

— Писатель, что ли?

— Не, писатель круче, для этого талант нужен.

— Талант везде нужен, — подытожил Федор, — давайте, — он поднял стакан, — за талант.

— А где — если что — переночевать можно? — спросил, не закусывая, Виталий Степанович.

— Да здесь можно, тепло пока, — ответил Виктор и переглянулся с Федором.

— Так это, наверное, ваша хата? — спросил Платонов.

— Не, — покачал головой Виктор, — не наша... Здесь так, бухнуть. Бабу приличную и то сюда не привести. Бомжи здесь часто.

— А вы чем занимаетесь? — как бы между делом поинтересовался Виталий Степанович.

— Всем помаленьку, — отрезал Виктор таким тоном, который не предполагал развернутого ответа.

— Ну да, понятно, — зачем-то и с чем-то согласился Виталий Степанович.

— Слышь? — вскинулся вдруг на него Виктор. — А чё вы от нас хотите? А? Че надо-то? Я че, на лоха похож?

— Ты че, брат? — попытался восстановить статус-кво Платонов. — Че поднялся-то? Сидим спокойно...

— Ты наливай, давай, по вам же видно, что че-то вынюхиваете. На какую контору работаете? Ты, дядя — очкарик, — вернулся он снова к Бабелю, — по тебе же видно, что ты профессиональный нюхач. Че, не так?

— Да ты, Виктор, не кипятись, — Бабель вдруг потерял свою «опытную» уверенность и, что называется, поплыл, в отличие от Платонова, который, напротив, казался спокойным.

Федор с интересом наблюдал за допросом и почему-то хитро подмигивал Константину. Мол, вот как он его. Точно Платонов был с ними заодно.

— Может, все-таки выпьем? — спросил Платонов.

— Да выпьем, выпьем, — не глядя в стакан, хлебнул Виктор, но на Бабеля смотрел так, словно вот-вот припечатает его своим кулаком в наколках.

Бабель, не в силах выдержать его надменного взгляда, переключился на банку с огурцами.

— По-берлински, как будто не могут по-русски сделать... — зачем-то сказал он.

Следующей целью Виктора, как и следовало ожидать, стал Платонов. Он в это время открыл вторую бутылку и разлил. Виктор выпил, не дожидаясь остальных, и прищурился на Платонова, который тут же наполнил его стакан на треть.

— Шестеришь? — ухмыльнулся он.

— В камере шестерят. А я просто по-человечьи. Хочешь — пей, не хочешь — никто не льет за шиворот. — Константин знал, что отступать перед такими людьми нельзя. Чуть сдал назад — и ты в полной зависимости.

— Под тертого косишь? — склонился в его сторону Виктор, и Платонов понял, что все закончится мордобоем. Он с сожалением глянул на Бабеля, который тоже начал понимать, что здесь его опыт и журналистский азарт не имеют никакого веса. Выглядел Бабель жалко и растерянно. Константин же попытался напоследок выпутаться.

— Ладно, хорош бухать, пойдем мы.

— Да, пора, — поддержал Бабель и даже поднялся.

— Сядь, чмо! — гаркнул вдруг Виктор так, что Бабель заметно вздрогнул. — Сядь, я сказал!

Федор в этот момент ногой с силой подоткнул ему под ноги пластиковый ящик, на котором он только что сидел, Бабель едва устоял, и вынужден был вернуться на место. На лице у Федора при этом не было и доли агрессии.

— Че торопишься-то? — притворно-дружелюбно спросил он.

— В мусарню успеешь, — добавил Виктор.

Теперь уже Платонов выпил, не объявляя тоста, и налил себе еще.


Еще от автора Сергей Сергеевич Козлов
Репетиция Апокалипсиса

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Отражение

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Скинькеды

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мальчик без шпаги

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Возвращение вещего Олега

БОРЯHСКИЙ Александр — родился в 1968 г. в Одессе. Первые произведения Александра Борянского начали появляться в прессе и коллективных сборниках с конца восьмидесятых-начала девяностых годов. Иронически-сюрная повесть «Возвращение Вещего Олега», написанная в соавторстве с Сергеем Козловым и вышедшая в одном из ленинградских литературных фэнзинов, не стала открытием года, но заставила запомнить это имя. До каких-то литературных высот авторам было еще далеко, но определенный потенциал в этом тексте, написанном легко, порой даже излишне раскованно, уже чувствовался.Справочник: «Фантасты современной Украины».


Последний Карфаген

В книгу тюменского писателя С. С. Козлова вошла повесть «Последний Карфаген», рассказы «Отвергнутые», «Как мы выбирали президента», «Самый неизвестный солдат» и другие, а также дневники.


Рекомендуем почитать
Чудовища нижнего мира

Конечно, Эля была рада поездке по Казахской степи – ведь ей предстояло увидеть много интересного, а еще встретиться с родственниками и любимой подругой. Но кроме радости и любопытства девочка испытывала… страх. Нет, ее не пугали ни бескрайние просторы, ни жара, ни непривычная обстановка. Но глубоко в сердце поселилась зудящая тревога, странное, необъяснимое беспокойство. Девочка не обращала внимания на дурные предчувствия, пока случайность не заставила их с друзьями остановиться на ночевку в степи. И тут смутные страхи неожиданно стали явью… а реальный мир начал казаться кошмарным сном.


Под колпаком

«Иногда Дженесса задерживалась по утрам, оттягивая возвращение на свою унылую работу, и Иван Ордиер с трудом скрывал нетерпение, дожидаясь ее отъезда. В то утро история повторилась. Ордиер притаился возле душевой кабинки, машинально теребя в руках кожаный футляр от бинокля…».


Груда камней

«Прибрежный остров Сивл, словно мрачная тень сожаления, лежит на воспоминаниях моего детства.Остров, лежавший чуть в отдалении от побережья Джетры, был виден всегда…».


Федина беда

Филимон Сергеев родился в 1944 году в деревне Химонево Шенкурского района Архангельской области. После окончания школы рабочей молодежи работал в колхозе и на ремонтно-механическом заводе в Архангельске.Публиковался в газетах «Правда Севера», «Советская Онега», «Северный комсомолец» и журналах «Литературная учеба», «Сельская новь».«Федина беда» — первая книга автора.


«Шкода» ZM 00-28

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Резиновое солнышко, пластмассовые тучки

Идея повести «Резиновое солнышко, пластмассовые тучки» возникла после массового расстрела учеников американской школы «Колумбина» в 1999 г. История трех подростков, которые объединяются, чтобы устроить кровавую баню в своей школе стала первой в Украине книгой о школьном насилии. По словам автора, «Резиновое солнышко, пластмассовые тучки» — не высокая литература с витиеватыми пассажами, а жесть как она есть, история о том, как город есть людей, хроника ада за углом свежевыкрашенного фасада. «Это четкая инструкция на тот черный день, когда вам придется придумать себе войну, погибнуть в ней и сгнить в братской могиле вместе со своим батальоном неудачников», — говорит Войницкий.