Дверь с той стороны. Исток - [20]

Устюг не был лучшим капитаном, и худшим не был, а просто средним, одним из десятков, и командор это знал рассудком. Но сердцем ощущал, что теряет все-таки самого лучшего, и каждый, кого ни приходилось ему терять в жизни, был лучшим, потому что другие оставались, а этого уже не было.

Корабль «Кит», гибрид груши с тыквой и телефонной трубкой (как именовался этот класс машин в профессиональном просторечии), плавно ускорил движение, разгибая орбиту. Звезды, на фоне которых он был виден, мелко задрожали; потом фиолетовая дымка затянула их.

Странное дело: «Кит» уходил в одиночку, а здесь оставалось все - флот, Земля, человечество. Но почему-то командору на миг показалось, что это он отстал, остался, а люди уходят, друзья уходят вперед. Скверное чувство, когда друзья идут вперед, а ты стоишь на месте…

В Космоцентре кто-то включил траурный марш.

- Уберите дурака! - сквозь зубы приказал командор.

Фиолетовая точка таяла вдали.

4

- А девочка-то плакала, - сказал Карачаров, взглянув на только что появившуюся в салоне Веру. - Глазки красные, как у кролика. Или надо сказать «как рубины»?

Физик чувствовал себя великолепно. Он выспался, а пробудившись, прежде всего вспомнил, что уже сегодня окажется на Земле. Ну, тогда - держись! Признание, возможность работать широко, с размахом, ожидали его на планете, а думать об еще не начатом, что можно обозреть в общем виде, не отвлекаясь мелочами, - самое лучшее, что доступно человеку. И физик был счастлив, гудел под нос песенку и ему казалось противоестественным, что кто-то плачет, когда жизнь так прекрасна. Он покровительственно улыбнулся девушке.

- Утеньки малые! Кто нас обидел?

Вера покачала головой и торопливо отошла. Карачаров критически поглядел ей вслед - мудрый старец, знающий, сколь мало стоят тревоги молодости - и подошел к Петрову, уже успевшему занять облюбованное им кресло.

- Привет вам, метр. И всюду страсти роковые, - назидательно произнес физик.

- С добрым утром, - откликнулся Петров, - почему «метр»?

- Как! Я ведь уже говорил вам, кто вы такой - школьный учитель на пенсии, путешествующий, чтобы увидеть мир, о котором он всю жизнь рассказывал детям. Разве я не прав? У меня поразительный нюх на людей, я определяю их с первого взгляда. Итак, вы, метр уже собрали чемоданы?

- Никто не говорил, что пора.

- Ах да, не было звонка с урока. Господи, какие вы все сегодня скучные! В такой солнечный день…

Освещение в салоне было обычным, но физик был уверен, что день нынче солнечный. Услышав звук шагов, он резко повернулся.

- Здравствуйте, ваше величество! Ничтожнейший из рабов приветствует вас.

Сегодня, думала Зоя. Сегодня на Земле. Она улыбнулась физику, как если бы пред нею стоял Устюг, и Карачаров даже задохнулся. Он пробормотал:

- Не надо так - я могу ослепнуть…

Писатель вошел с чемоданом и поставил его у стены.

- Я человек предусмотрительный, - объявил он для всеобщего сведения. - Который час? У моих сел элемент.

Физик взглянул на свой хронометр с календарем.

- Без десяти девять по общему, - любезно ответил он, но тут же нахмурился и еще раз посмотрел на часы, на этот раз внимательно. - Погодите, какое сегодня число?

- Тридцать первое, естественно, - сказал Нарев.

- А у меня первое, - с неудовольствием сказал физик. - Не понимаю. У кого еще есть календарь?

- И у меня первое, - проговорила Мила.

- Позвольте, - сказал писатель. - Как может быть сегодня первое, если мы должны быть на Земле тридцать первого? Разве бывают такие опоздания?

- Ручаюсь, что мы еще не на Земле, - молвил физик, чье настроение стало стремительно портиться. - Но вот где мы?

Он подошел к выходу на прогулочную палубу, нажал пластинку, но проход не открылся. Зато в противоположных дверях показалась свежая после долгого сна актриса. Увидев общество в сборе, она испуганно ахнула, тут же улыбнулась, низко присела и послала всем воздушный поцелуй, словно со сцены.

- Я не опоздала? Я вас задерживаю?

- Вряд ли это вы, - буркнул Карачаров. - Нужно вызвать капитана.

Он взглянул на Зою и повторил громче:

- Вызвать капитана! Может быть, у него есть причины медлить с посадкой - у меня их нет!

Зоя прищурилась; даже бестактность физика не испортила ей настроения.

- Это делается не так, - сказала она. - Постройтесь на шканцах и выберите предводителя. После этого можно пригласить капитана и устроить бунт.

- Голодный бунт, - уточнил Нарев. - Не пора ли завтракать?

- Да, - сказал Истомин. - Бунт в лучших литературных традициях.

- Мне не смешно, - хмуро заявил физик и шагнул к выходу.

В этот миг на пороге показался капитан. Он нашел взглядом Зою; она, не таясь, улыбнулась ему, и он ответил, но его улыбка была странной.

- Капитан! - сердито сказал физик. - Не можете ли вы сказать, когда мы наконец окажемся на Земле?

Капитан обвел пассажиров медленным взглядом.

- По всей вероятности, никогда.

Быть может, Устюг ожидал взрыва. Взрыва не последовало. После его слов раздался дружный смех; пассажиры восприняли ответ, как шутку - не самую, может быть, остроумную, но сейчас они были готовы смеяться даже не шутке - просто в ответ на одно лишь желание сказать смешное.

В этом не было ничего удивительного: в представлении любого пассажира невозможность попасть на Землю непременно сочеталась бы с аварией корабля. Однако пока ничто не указывало на неблагополучие: салон был освещен, воздух чист и парящие автоматы уже принялись накрывать на стол. Капитан же вовсе не походил на человека, только что устранявшего какую-то неисправность: по мнению пассажиров, Устюг в таком случае должен был предстать перед ними в рабочем комбинезоне, с тестерами и инструментами в руках.