Двенадцать звезд - [13]

Когда комендант приблизился, лошадь подняла голову. Долгузагар протянул ей руку обнюхать, а потом осторожно погладил пальцами нос. Кобыла фыркнула, обдав нового знакомого запахом жеваной травы, и комендант потрепал ее по скуле. Уздечки на лошади не было, только оголовье на эльфийский манер.

Комендант вдруг пошатнулся и упал бы, если бы не перекинул руку через холку. Сползая на землю, он почувствовал, что гнедая осторожно опускается вместе с ним. Спиной и раненым плечом, которое сквозь располосованный подкольчужник холодил ветер, Долгузагар благодарно привалился к теплому дышащему боку и отпустил себя в крепкий сон, остойчивый, словно галеон.

Когда комендант снова проснулся, ему показалось, что над ним горит светильник: на лицо волнами накатывало тепло, а сквозь сомкнутые веки сочился розоватый свет. Еще одно полузабытое ощущение.

Долгузагар открыл глаза и тут же зажмурился: пелена облаков сильно поредела, сквозь нее просвечивало похожее на золотую монету солнце, а на западном горизонте сияла лазурная полоска.

Нет, куда его занесло? Это разве Мордор? И трава у нас тоже не растет, рассеянно подумал комендант, проведя рукой по зеленеющей кочке. Травинки щекотали ладонь и отбрасывали четкие тени. В ярком свете долина походила на оазис: желтый песок усеян изумрудными кустиками травы, а нагромождение больших серых валунов напоминало лежащих мумакиль. Лошади, однако, не наблюдалось.

Долгузагар посвистел, и из-за камней-слонов показалась ее голова с торчащим изо рта пучком травы. Морадан помахал лошади рукой, и та, обогнув валуны, двинулась к нему, грациозно переставляя точеные копыта и потряхивая челочкой.

Гнедая кобыла, обманчиво хрупкая и тонконогая, словно вырезанная из темного дерева безделушка-статуэтка, не походила ни на высоких нумэнорских скакунов, ни на низкорослых коньков жителей востока или дикоземских племен Последнего Союза. Комендант не мог оторвать от нее глаз: ступает легко, еле слышно, как по воздуху плывет.

Отравленной стрелы проник мне в сердце яд,

Едва красавица в меня метнула взгляд.

— услышал Долгузагар чей-то хриплый голос и вздрогнул: голос был его собственный.

Красавица прошла, покачивая станом, —

Так ветвь качается, как ветры налетят.

Седло легкое, не похожее на тяжелые, с высокой лукой, седла под одоспешенного всадника. Да и сама лошадка скорее быстрая, нежели сильная. Оголовье с налобной бляхой в виде кленового листа, как то в обычае у нимри Зеленолесья.

Красавица прошла, скосила глаз пугливый, —

Так робкая газель порой глядит назад…

Когда лошадь подошла к нему, комендант встал на колени, гнедая опустила голову, и человек некоторое время так стоял, прижавшись лбом к ее теплому лбу. Хоть и эльфийская, лошадь была живой и настоящей, а Долгузагар не садился в седло целую вечность — с начала Осады.

Когда комендант выпустил кобылу, та вернулась к своей трапезе. Тут проснулся Долгузагаров желудок и потребовал полагающегося довольствия. Порешив, что это добрый знак: есть хочется только живым и относительно здоровым, — морадан поднялся с колен и начал разбираться со своими обстоятельствами.

Седельные сумы были почти пусты — лишь на самом дне одной из них комендант обнаружил ссохшуюся краюху бурого хлеба, каковую с жадностью сглодал, даже не трудясь спускаться к реке, чтобы ее размочить. Его собственный подсумок, где хранился неприкосновенный запас, по-прежнему висел на поясе, но Долгузагар забыл наполнить его, собираясь в путь. И теперь там ничего не осталось, кроме трех дорожных хлебцев.

На подкольчужнике, слева сплошь в засохшей крови, почти параллельно старому разрезу шел новый. Однако повязка была цела и невредима, и крови на ней проступило немного, хотя коменданта помнилось, что после удара эльфийского клинка кровь из плеча так и хлынула.

Чувствуя некоторое головокружение от свалившихся на него загадок, Долгузагар повел кобылу к речке. Помогая правой руке зубами, он снял с лошади упряжь и разделся сам. Побрившись кинжалом и прополоскав подкольчужник и одежду — у рубахи отсутствовал левый рукав, — комендант расстелил постиранное сушиться на согретые солнцем валуны и принялся осторожно разматывать повязку.

Под полотенцем и салфеткой обнаружилось две раны — почти параллельные, как и разрезы на подкольчужнике. Вторая рана зашита через край, но так же аккуратно, как и первая. Обе воспалены и сочатся сукровицей, однако уже подживают. Значит, маг меня залатал, думал Долгузагар, возвращая повязку на место. А дальше-то что было?

Морадан осторожно зашел в холодную воду. Речка была ему примерно до середины бедра. Покрякивая и ежась, комендант вымылся, стараясь не замочить повязку. Вода вроде бы чистая, но лучше не рисковать.

Однако, когда он позвал кобылу, та вошла в реку без колебаний. Допустим, размышлял Долгузагар, насвистывая себе под нос, Азраиль перекинул меня через седло — вот на гнедой шерсти засохшая кровь, сейчас мы ее отмоем, будешь у нас снова чистая и красивая… — а сам сел на второго коня и пустился наутек. По дороге его, предположим, подстрелили. Но чтоб эльфийская лошадь ускакала от своих, да еще и под грузом…