Двенадцать замечаний в тетрадке - [8]

Дядя Карчи — кондитер. На весь мир известный кондитер. Мы, дети, знали ему цену уже давно, но с некоторых пор он получил и официальное признание.

Дядя Карчи с семьей живет в областном городе, но в родные места наведывается чаще всех. Он ужасно любит Ма. Только на порог — и сразу к ней: подхватит, как ребенка, и кружит по комнате. Детей-то он подымает, правда, по пять-шесть штук сразу. Такого великана кондитера, наверное, во всем свете нет: в нем больше двух метров росту, честное слово! Уж как его уговаривали вступить в областную команду баскетболистов! Но для него существует только футбол. Дядя Карчи — завзятый болельщик, всей душой преданный команде «Фра́ди». С дядей Элеком, например, они слушают матч из разных комнат — каждый по своему транзистору: дядя Элек болеет за «Ва́шаш», а дядя Карчи, к сожалению, не в силах этого вынести. На именины Йожефа и Жужанны — Таты и Ма — вся семья собирается вместе, и тогда жарит-парит на всех дядя Карчи. Он даже не пускает женщин на кухню, только для детей вход свободный, и каждый может пробовать все в свое удовольствие. А Ма потом еще две недели ходит радостная и наделяет соседок необыкновенными рецептами Дяди Карчи.

В прошлом году на всемирной выставке он был кондитером венгерской кухни. Они там заслужили целую кучу премий, а дядю Карчи задержали еще на три месяца как консультанта. К концу второго месяца Ма так соскучилась по сыну, что решила вызвать его к телефону. Мы отправились на почту. Пол-улицы судило-рядило о великом событии. Но толку из этой затеи вышло немного, потому что дядя Карчи, услышав в чужом городе голос Ма, так разрыдался, что мы ничего не поняли, хотя телефонистка дважды продлевала нам время. Словом, мы всласть наплакались за три минуты, заплатили шестьдесят фо́ринтов, и все были счастливы.

Дядя Карчи привез каждому члену семьи специально для него выбранный подарок: а ведь нас столько, что и в голове-то всех удержать трудно! Сверх этих подарков всем тринадцати внукам Таты были выданы одинаковые, в бело-зеленую полоску, носки. Сперва мы даже не поняли, в чем тут дело. Но потом дядя Карчи признался: ведь белое с зеленым — цвета́ «Фради»; поэтому, увидев на чужбине эти носки, он купил тринадцать пар, чтобы заглушить, сказал он, тоску по родине. Тотчас нарядившись в них, мы выбежали во двор, очень напоминая собой стадо зебр. А дядя Карчи на радостях быстренько испек на четырех противнях яблочные слоеные пироги. Ведь он только раз-другой крутанет мешалкой — и тесто готово, да такое, какого мне и за неделю не смесить!

Дядя Иштван учитель в Ормошпусте; вместе с женой они — весь учительский состав школы. Тетя Гизи учит младшие классы, а четыре старших класса ведет дядя Иштван. Живут они, конечно, там же, при школе, а дети приезжают из окрестных хуторов на автобусе. В прошлые весенние каникулы я приехала к ним погостить и попала к самому разливу Тисы. Школу построили на высоком месте, но всю низину вокруг нее залило водой. Река незаметно, как будто исподтишка, окружила наш холм. За одну ночь исчез луг и даже спортплощадка — напрасно мы старались накануне, приводя ее в порядок. Дядя Иштван как раз подготовил площадку под баскетбол, и мы расчертили ее белыми линиями, чтобы можно было играть по правилам. В школе наводнения никто не боялся: люди привыкли к ежегодным наводнениям так же, как и деревья, которые чувствовали себя в воде совсем уютно и были такие зеленые, что становилось больно глазам. Дядя Иштван вытащил из сарая лодку, и вся семья взялась ее ремонтировать. Каждый знал, что в ближайшие четыре-пять дней до шоссе можно будет добраться только на лодке.

Мне тоже не было страшно. Школа стояла на вершине холма неколебимо и прочно, словно пограничная крепость. Вот только когда очень уж засмотришься на воду, какие-то совсем непривычные мысли начинают лезть в голову. Да в них и смысла никакого не было, так, отдельные слова: «водоросли», «бесконечность», «водяная могила». Почему-то неотвязно думалось о том, как оно все было, когда похоронили короля гуннов в русле вот этой самой Тисы; как запрудили сперва реку, а потом запруду порушили и дно реки с захороненным в нем Аттилой снова скрылось под водой… Я даже разыскала «Невидимого человека»[7] в книжном шкафу для старшеклассников, чтобы еще раз перечитать роман, но мне не позволили: движок, что давал электричество, уже не работал, а портить глаза при керосиновой лампе, сказали, не годится. Ночью мне снились гунны.

К утру все переменилось, потому что работы стало хоть отбавляй. Едва рассвело, у школы появились две лодки, а в них — весь восьмой класс, шестеро ребят. Они даже на берег не вышли, поздоровались прямо из лодок: дядя Иштван тоже спустил свой челнок на воду, и они все вместе отправились на разведку. До самого вечера прочесывали окрестности, так и сновали между зарослями кустарников и школой. Работали дружно, понимая друг друга без слов — им каждый год приходилось спасать зверье: вода заливала и ближний лесок, а в нем непременно оставалось хоть несколько зверушек. Всякий раз, возвращаясь к школе, они везли с собой одного-двух незадачливых зверьков, дрожащих, фырчащих и мокрых комочков шерсти. А мы с тетей Гизи и ее детьми переоборудовали к тому времени сарай для инструментов, чтобы спасенным жилось удобно и чтобы они не могли убежать. Бедняжки ведь так напуганы, что способны рвануть невесть куда.