Двенадцать - [38]

Так зачем же ему вменили с ними встретиться?

Неужто он должен был «преисполниться благодати Божией»?

Сложно поверить. Каждая такая встреча придавала всеобщему религиозному пафосу лишь больший скептицизм. Какое уж тут духовное очищение. Чем больше к Максу относились как к некоему духовному медиуму, тем меньше он почитал тех, с кем встречался.

Апофеозом всему стал индийский Кадиан. Городок этот расцвел посреди пустыни, подтверждая таким образом одно из двенадцати пророчеств вновь воплощенного Христа, который, как утверждалось адептами ахмадийя, и основал их религию.

Макс прилетел в Лахор, где ему предстояло интервьюировать главу этой мощной секты. Ее участники не принадлежали к ортодоксальному исламу, но все равно считались мусульманами. По крайней мере все двадцать миллионов ее последователей изначально были правоверными. Прочие же мусульмане считали их отступниками и не только избегали контактов с еретиками, но безжалостно набрасывались на них везде, где только могли.

Глава ахмадийя и одевался, и держался подобно султану в большом тюрбане. С самого начала было ясно, что фильм он расценивает как возможность лишний раз восславить, а заодно и пропиарить свое учение. Он указал съемочной группе, что неплохо было бы заснять их огромный храм близ Лахора с десятками тысяч молящихся. Макс быстро смекнул, что этот спектакль и в самом деле будет смотреться эффектно. Изначально ему было сказано, что деревушка Кадиан занимает в проекте важное место. Хорошо, если он туда съездит, пообщается со старейшинами, а заодно и посмотрит место зарождения этого культа.

И вот Макс вылетел в Амритсар. Когда самолет приземлился, его попросили подождать, пока с борта не сойдут остальные пассажиры. Собравшись наконец спуститься с трапа, он ошеломленно обнаружил, что тот укрыт красным ковром, устилающим еще и изрядную часть взлетной полосы. По обе стороны красной дорожки стояли смуглолицые люди с гирляндами цветов, похожими на лианы. Стоило Максу ступить на землю, как на него тут же водрузили венки, свисавшие до колен. В конце дорожки стоял стол с чаем и печеньем, которые ему предложили отведать. После того как Макса представили хозяевам, то есть мэру города и старшему духовенству, он, по местной традиции, испил две чашки чая, закусил двумя печеньями и был с почетом препровожден в старинный белый «роллс-ройс», припаркованный неподалеку.

Его попросили сесть на заднее сиденье, а рядом устроились трое принимающих лиц в белых кафтанах, шальварах и приплюснутых папахах-пирожках, типичных для здешних мусульман.

Четверо на одном сиденье — многовато даже для «роллс-ройса», и Макс был вынужден мириться с запахом тел своих хозяев, как видно не злоупотребляющих чересчур частым мытьем в своей жемчужине пустыни.

Когда авто свернуло на грунтовку, дорога стала еще менее приятной. Никакие рессоры не могли совладать с ухабами, на которых лимузин трясло так, что Макса не на шутку укачало. Минут через сорок машина, замедлив ход, поравнялась с дорожным ответвлением, где дежурил какой-то мотоциклист. Судя по тому, что при виде «роллс-ройса» он не мешкая двинулся впереди, это было подобие эскорта. Следом за мотоциклом они вкруговую, мимо местного кладбища, устроенного на отшибе, въехали в городок. До центра «роллс-ройс» добирался нарочито неспешно, минут десять, не меньше, давая возможность местному населению изготовиться к приему высокого гостя.

Вот авто величаво остановилось, оркестр на подмостках грянул марш, и стал виден большой транспарант, на котором аршинными буквами торжественно алело приветствие гостю из Голливуда, написанное с ошибками.

Макс вылез из машины, после чего перед собравшимися с трибуны выступил мэр. В общем, сцена из сатирической комедии, где гротеск путается с бурлеском.

Под немолчный трезвон оркестра Макса повели по главной улице, где по бокам строго по духовному ранжиру стояли все местные жители, ждущие от гостя приветствий и благословения. Каждый норовил к нему прикоснуться и легонько обнять. А народу-то, между прочим, пара тысяч! Что же от костюма останется?

Макс поприветствовал без разбора весь город, а потом был отведен в особый гостевой дом, где его ждал пир, включающий все самые священные и просто вкусные блюда, какие только имелись у ахмадийя. Были здесь и финики, и свежепротертый кокос, и газированные напитки, и особые закуски, за которыми следовал ассортимент основных блюд — и вегетарианская экзотика, и мясные, и рыбные, и дичь. В общем, сплошное изобилие, что-то вроде нескончаемой рождественской трапезы.

Через пару часов, после недолгого и крайне необходимого отдыха, Макс готов был отправиться в ознакомительный поход. Лишь тут открылось, для чего ему был устроен такой поистине королевский прием.

Из двенадцати пророчеств, произнесенных в девятнадцатом веке отцом-основателем города и здешней религии в целом, на сегодня сбылись все.

Первые одиннадцать довольно туманных постулатов гласили примерно следующее.

Пустыне цвесть.

Первым двенадцати семействам прирасти несметным множеством уверовавших.

Быть великому храму на сотню тысяч верующих и более.

Эти и еще восемь величавых предсказаний, можно сказать, оправдались, но лишь с прибытием Макса, представляющего съемочную группу из Голливуда, сбывалось последнее пророчество.