Двенадцать цезарей - [104]
В «Жизни 12 цезарей» Светония проклятие Домициана — это вопрос личного выбора, следствие его особой порочности. В отличие от прежних «плохих» императоров он обладает очень немногими характеристиками жертвы. Непоследовательного, склонного к противоречиям Гая Калигулу заставляло творить зло психическое заболевание, а на жизнь Нерона влияли неоднозначные гены. «Насколько Нерон потерял добродетели своих предков, настолько же он сохранил их пороки, словно родовое наследство», — говорит Светоний. Какими бы чудовищными и непростительными ни были их недостатки, ни в том, ни в другом случае они не были абсолютно преднамеренными. У Домициана Светония нет таких оправданий. Исторические хроники обильно расточают похвалы Веспасиану и Титу. Светоний прилагает усилия, чтобы развеять слухи о том, что дед Веспасиана, Тит Флавий Петрон, служивший у Помпея, сбежал с поля боя в битве при Фарсале или что его прадед был подрядчиком в Реате. Честность ранних Флавиев остается под вопросом. Хотя Домициан, подобно Гаю Калигуле, Клавдию и Нерону, наследовал трон по семейной линии, его более скромное происхождение не служило гарантией меньшего зла. Бесчеловечность Домициана проявилась при деспотизме, после того как он прекратил демонстрировать убедительные доказательства не только «бескорыстия, но даже великодушия», которые Светоний разглядел в первый год его правления. Эти качества заменила дикая самореализация в ущерб службе государству. В страхе за свою жизнь вследствие недостойного поведения Домициан Светония впал в жестокость, его алчность росла пропорционально расходам, конфискация имущества римских граждан была вызвана не злым умыслом, а необходимостью. Пытаясь сохранить осторожный нейтралитет, Светоний рассматривает Домициана с некоторой степенью преднамеренной беспристрастности, сравнивая позднюю коррумпированность с первоначальной надеждой. Но он забывает напомнить нам о долгой продолжительности его правления, что само по себе является доказательством того, что дикости этого подлого императора не могли привести к далекоидущим последствиям, как можно было бы себе представить, а сам он вряд ли «обрел у всех ненависть», как настаивает Евтропий.[304] Дион Кассий, Плиний и Тацит выражаются абсолютно ясно, избегая неопределенности. У Диона Кассия «Домициан отличался нравом не только заносчивым и вспыльчивым, но вероломным и скрытным». От такого сочетания нельзя ожидать ничего хорошего.[305]
Все античные авторы приводят примеры двоедушия Домициана: его улыбающееся лицо, скрывающее черные замыслы, радость от унижения как друзей, так и врагов, притворное дружелюбие по отношению к тому, кого хотел он видеть мертвым. «Чтобы больнее оскорбить людское терпение, все свои самые суровые приговоры начинал он заявлением о своем милосердии, и чем мягче было начало, тем вернее был жестокий конец», — пишет Светоний. У Диона портрет Домициана является образцом порока, едва ли отличающегося от злодея в пантомимах или сказках. В этом кроется окончательная месть автора: он лишает своего героя даже индивидуальности.
Оглядываясь назад, мы видим, что Домициан не прибегал к злодейству, когда его не провоцировали на это. Сенат также сделал свой выбор. Приветствуя взошедшего на трон Домициана с возрожденной ностальгией по исчезнувшей Республике, крикливое меньшинство (мотивацией которого была как личная выгода, так и незаинтересованность в нынешнем порядке) выступило против системы, которую Домициан олицетворял, но не создавал. Агрессивно настроенный император, не обладая ни уверенностью, ни добродушием отца и брата, защищал свою позицию с упрямой самонадеянностью. Может быть, Домициан вспомнил о судьбе Нерона, Гальбы, Отона и Вителлия? Если так, то он понимал опасность и шаткость своего положения. Он все в большей степени отказывался от бесполезных попыток заслужить расположение патрициев. Вероятно, он уже давно все решил для себя, наблюдая за тем, как Веспасиан и Тит с большой осторожностью обращались с критически настроенной и завистливой группой людей, или черпая информацию из мемуаров Тиберия, своего единственного и зловещего литературного источника. С момента получения власти Домициан доверял только армии. Он увеличил жалованье легионерам впервые после Августа, создав значительную нагрузку на императорскую казну, которую скоро опустошат масштабные строительные планы. В основном войска ответили ему лояльностью (поведение легионов Верхней Германии во время восстания Сатурнина в 89 году явилось неожиданностью). Но в конечном счете этого оказалось недостаточно. Домициан был убит в Риме, вдали от преданных ему легионов. Смертельный удар нанесла рука вольноотпущенника, это был заговор с целью дворцового переворота. Преторианская гвардия и сенаторы были готовы к событиям того сентябрьского утра. Лояльные Флавиям и благодарные Домициану легионы находились слишком далеко.
