Две жизни Пинхаса Рутенберга - [34]

— Когда я им ответил, что мы с тобой в близких отношениях, они мне говорят: «Вы бы нам его соблазнили», — ухмыльнулся Гапон. — Про Боевую организацию расспрашивали. Сказал, что ничего не знаю. И тут им говорю, что для этого большие деньги нужны, не меньше ста тысяч.

— Они купились на это? — продолжая игру, спросил Рутенберг.

— Даже торговаться не стали, — заверил его Георгий. — Сразу согласились. Тогда я ставлю свои условия и заявляю, чтоб делали то, что я скажу. Обещали тебя не арестовывать. Поэтому ты, Мартын, можешь возвращаться в Петербург.

Рутенбергу стало ясно, что его друг взял на себя поручение узнать о подготовке покушений на царя, Витте и Дурново. «Для этого ему нужно „соблазнить“ меня к сотрудничеству с охранкой: батюшка уверен, что я — член Боевой организации». В дальнейшем Гапон признался в желании встретиться с Павлом Ивановичем и Иваном Николаевичем и войти в состав Боевой организации.

— И ты должен повлиять на них, чтобы они мне поверили. Ведь это всё делается во имя революции. А чтобы получить обещанные деньги, нам с тобой нужно повидаться с Рачковским и Герасимовым.

— Ты им сказал, что меня зовут Мартын? — спросил Рутенберг.

— Боже сохрани, конечно, нет.

Гапон рассказал, что, взяв на себя поручение завербовать Рутенберга, он отправился к Ольге Николаевне, узнал у неё, как его найти в Москве и позвонил Рачковскому. «Значит, в „Яре“ находился агент полиции, — подумал Рутенберг. — Он засвидетельствовал, что свидание состоялось. То-то Георгий нервничал: ему нужно было отчитаться за работу».

Использовав все средства «соблазнения», Гапон, наконец, прибег к самому болезненному.

— Хочешь, я освобожу твоего брата?

Авраам, брат Рутенберга, тогда сидел в Крестах. Оказалось, что Гапон знает и об этом. Все карты открыты.

— Он молодой ещё. Ему полезно посидеть в тюрьме, — неожиданно для друга отказался Рутенберг.

— Знаешь, хорошо бы потом взорвать Департамент полиции, — сказал Гапон.

— Зачем?

— Там ведь много документов на революционеров. А так у суда не будет ничего против них.

— Я знаю, в жандармском управлении и в прокуратуре хранятся копии всех таких дел, — уверенно произнёс Рутенберг.

Гапон опять попросил никому не рассказывать.

— Я не могу скрыть это от товарищей, Георгий.

— Не говори им, умоляю тебя. Они станут думать, что я провокатор.

Гапон осознал, наконец, что попался. Пот градом струился по лицу Гапона, он волновался и нервно ходил по комнате.

— Так ты пойдёшь к Рачковскому? Скажи прямо сейчас. Ему нужно знать, — настаивал Гапон.

— Я подумаю, Георгий. Вернусь в Петербург и дам ответ.

Рутенберг был измучен трудным разговором, не в состоянии был ни слушать, ни говорить.

— У меня дело, — сказал он. — Я должен уйти.

— Останься, Мартын, мне очень тоскливо, — взмолился Гапон.

— Не могу сейчас. Если освобожусь раньше, приду, — попытался успокоить его Рутенберг.

Он решил ночевать там же, чтобы не раскрыть другую квартиру. Он уже знал и видел, что за домом и за ним началась слежка. Вернувшись туда, он с температурой свалился на диван. Вечером позвонил Гапон.

— Ты не едешь ко мне? — спросил он.

— Не могу, я заболел.

— Тогда я приеду сам.

В его голосе прозвучало что-то угрожающее. Вскоре он был уже у Рутенберга. Александра Михайловна, хозяйка квартиры, ухаживала за ним.

— Что произошло?

— Накануне простудился, наверно.

Гапон опять принялся уговаривать его ничего не говорить товарищам.

— Георгий, я болен, ничего не соображаю.

— А где сейчас Павел Иванович и Иван Николаевич? — вдруг спросил Гапон.

— Не знаю.

— Ты меня не е…, — произнёс он раздражённо.

Очевидно, Гапон усвоил лексикон, который слышал в Департаменте полиции. Зашла хозяйка и напомнила, что он может опоздать к поезду. Они попрощались.

— Лучше бы я тебе ничего не рассказывал, — обречённо произнёс Гапон и вышел из комнаты.

«Жалеет, что открылся мне», — подумал Рутенберг и провалился в целительный сон.

У Рутенберга были теперь все причины вернуться в столицу как можно быстрей. Он сознавал чрезвычайную важность предупредить об опасности, которую представлял теперь Гапон. Он принял меры, чтобы добраться из Москвы без хвоста. В Санкт-Петербурге никого не застал. Узнав, что Азеф в Гельсингфорсе, утренним поездом отправился туда.

Казнь

1

Азефа он увидел в квартире, в которой не раз бывал прежде. Евно встретил его радушно, но сразу же своим животным инстинктом почувствовал, что приезд товарища по партии не случаен. Он предложил ему чаю с брусничным вареньем и печеньем и внимательно посматривал на нежданного гостя.

— Иван Николаевич, — начал свой рассказ Рутенберг, — уверен, тебя озадачил мой несогласованный с тобой приезд.

— Не скрою, это так. Что случилось? Ты, я вижу, чем-то озабочен.

— Меня привели к тебе чрезвычайные обстоятельства, — стараясь быть сдержанным, произнёс Рутенберг. — Гапон предатель. Он в связи с Департаментом полиции, с Рачковским и Герасимовым. Пытался завербовать и меня. Предложил работать вместе с ним и сдать Боевую организацию. За это они обещали большие деньги — сто тысяч рублей.

Я решил, что должен незамедлительно сообщить об этом Центральному комитету.

— Это возмутительно. Его нужно уничтожить, как гадину, — яростно заговорил Азеф и тут же принялся импровизировать. — Ты должен вызвать его на свидание, поехать с ним вечером на извозчике нашей Боевой организации в Крестовский сад. Там остаться ужинать, дождаться, пока все разъедутся. Потом поехать на том же извозчике в лес, ткнуть Гапона в спину ножом и выбросить из саней.