Две трети призрака - [14]

— Почему, Амос? Дурацкая верность? Ты издал у них свою первую книгу, ну и что! Ты когда-нибудь требовал пересмотреть контракт? Они бы тебя не убили.

Амос, казалось, готов был заплакать.

— Вера, — хрипло произнес он, — занимайся своими делами. Я хочу…

Внезапно гримаса раздражения на лице Веры сменилась светлой улыбкой. К ним приближался кто-то из знакомых.

— Том Арчер! Вы знакомы с моим мужем Амосом Коттлом?

Амос неуклюже поднялся. Том Арчер был высоким, сухощавым и довольно неряшливым мужчиной. Молодость и доверчивость счастливо сочетались на его длинном простоватом лице.

— Здравствуйте, мистер Коттл. Я очень люблю ваши книги. Я возьму коктейль и, если разрешите, присоединюсь к вам.

— Конечно! — Вера опередила Амоса, и он вновь ощутил прилив ненависти. Продолжая стоять, он следил за долговязой фигурой.

Вера торопилась заговорить, и теперь за ее кажущимся спокойствием пряталась угроза.

— Том пишет для «Таймс», — зашептала она. — Он специалист по второму актерскому составу. Или ты позволишь мне сказать, что мы будем жить вместе, или я показываю ему твой контракт. Он его напечатает, и тебе придется поменять издателя.

— Он этого не сделает. Существуют законы о клевете.

— Какая клевета? В конце концов, он может написать: «Утверждают, что Амос Коттл недоволен контрактом с…»

— А при чем здесь театр?

— У тебя жена актриса, вот тебе и театр. Я ему скажу, что ты хочешь для меня пьесу и что возмущен тем, как «Саттон и Кейн» наживаются на твоих книгах…

— Тихо, Вера. Он тебя услышит.

— Пусть слышит. Ты не заставишь меня молчать. Я ненавижу Кейнов и Веси и хочу, чтобы все узнали, как они эксплуатируют твой талант.

— Вера! Забудь о моих делах. Тогда я разрешу тебе сказать Арчеру, что… — он помялся, — что мы будем жить вместе.

Вера широко раскрыла глаза. Уступка Амоса изумила ее, и она замолчала. Потом Амос увидел, как изумление сменилось решимостью, и понял ее мысли: когда мы будем жить вместе, я буду пилить его день и ночь, пока он не порвет с Гасом и Тони. Она запомнила каждое слово Джима Карпа о контракте Амоса и злилась на Мэг за ее письмо.

Вера не умела прощать.

Давно уже Амос не попадал в такую ловушку. Теперь ему не было стыдно своих мыслей о катастрофе. Если бы можно было убить Веру, он бы сделал это.

Том Арчер, улыбаясь, подошел к столику и увидел пустой бокал Амоса.

— О, я принесу вам что-нибудь. Что вы хотите?

Амос заколебался. Уже несколько лет он не чувствовал потребности в алкоголе. Старая привычка была забыта, хотя доктора думали иначе. Они уговаривали Амоса не слишком доверять лечению. Предупреждали, что первая же рюмка может опять разрушить его жизнь.

Неправда. Они все дураки. Они не знают, как он научился контролировать себя, как закалил свою волю. Он очень долго был паинькой, целых четыре года. Он ходил на литературные приемы с коктейлями и пил имбирное пиво или холодный чай. Зато вскоре воздержание стало даваться ему без усилия. Плевать ему на ядовитые шуточки и на молчаливый укор окружающих. Он прошел через многое — головную боль, разочарование, усталость, — не утешаясь алкоголем; он воспротивился соблазну отметить свой успех, когда его телепрограмма впервые завоевала высокую оценку.

— Только шампанское, — упрашивал гость.

Рискуя обидеть его, Амос отрицательно покачал головой. Неистребимая в дни нищеты и безысходности потребность в вине исчезла. Итак, пить или не пить.

Он уже сделал то, что, по мнению докторов, недоступно ни одному человеку. Говорят, что алкоголика нельзя вылечить, поскольку одна-единственная рюмка возвращает его в прошлое. Чепуха, он им докажет. Он сумел вылечиться полностью, когда понял великую психологическую тайну: человека от животного отличает воля — это инстинкт цивилизации.

Сейчас он сам себе хозяин, потому что знает себя лучше, чем доктора… Амос все время помнил о приеме по поводу вручения ему премии. Гас предупреждал его, чтоб он был особенно осмотрителен, но… Один глоток ничего не изменит… Кроме того, премия присуждена «самому американскому писателю» декады. А какой же он американец, если не пьет?

Как можно проверить свою волю, не подвергая себя опасности? Вот если он сейчас выпьет, а потом ни разу не прикоснется к рюмке, тогда он им всем покажет! Первая за четыре года рюмка будет и последней.

Эта мысль понравилась ему. Последняя на всю будущую жизнь… Лучше выбрать что-нибудь поприятнее.

Амос улыбнулся Тому Арчеру.

— Двойной виски — как моей жене.

Вера была поражена.

— Амос, ты…

— Не бойся. — Амос ощутил прилив бешенства. — Все будет в порядке.

— Ты за рулем, а на дороге снег и…

— Послушай, Вера, я сам себе хозяин.

Чувствуя, что Том смотрит в их сторону, Вера улыбнулась.

— Конечно, дорогой, но…

— Что «но»?

— Я не хотела. Когда мы пришли сюда…

— Ты никогда не хочешь. Все!

Вернулся Том. Улыбаясь, он поднял бокал.

— За ваше примирение, если, конечно, газеты не врут.

Вера изобразила застенчивое смущение.

— Не врут. Правда, Амос?

— Да.

— Значит, можно написать?

— Можно.

Амос глотнул виски. Оно было таким же, как и раньше.

Амос тотчас почувствовал пение в крови, расслабление и в то же время подъем, благословенное освобождение, экстаз.