Две томские тайны - [31]

— А чего тебе, Демьян, ты же человек подневольный. Тебе господин офицер приказал, ты и делай. Не твоего ума это дело, и грех не твой. Пусть вон у того франта душа за это болит и у доктора, что будет этот труп резать. Надо же, для опытов ему бедолага Масков понадобился. Басурмане, они и есть басурмане. Хотя по-нашему и говорят, но душа у них всё равно не православная, потому и не ведают, что творят, — ответил ему умудрённый опытом товарищ.

— Эй вы, кладбищенские крысы, ну-ка отставить разговорчики! Копайте живее, нечего лясы точить! — прикрикнул на солдат с иностранным акцентом унтер-офицер.

— А чего копать-то, ваше благородие. Вот он, гроб, счас подцепим его и будем вытаскивать, — донеслось из разрытой могилы.

Кряхтя, солдаты извлекли наружу перепачканный глиной дощатый гроб.

— Откройте крышку, — приказал унтер-офицер.

Когда его команда была исполнена, он подошёл к гробу и тут же отпрянул, прикрыв нос шёлковым платком.

— И что ж ты так завонял, братец? — укоризненно произнёс Иван Шервуд, а солдатам громко крикнул. — Давайте закапывайте его обратно. Доктору такой покойник не нужен. Совсем протух.

В тот же вечер, когда совсем уже стемнело, в дом начальника Таганрогского гарнизона постучали настойчиво и требовательно.

— Кого ещё принесла нелёгкая? — сердито пробурчала разбуженная жена.

— Сейчас я научу этого полуночника хорошим манерам! — многообещающе заявил рассерженный супруг.

— Кто там? — рявкнул он, подходя со свечкой к двери.

— Шервуд.

Голос гарнизонного командира сразу изменился до неузнаваемости, в нём даже появились нотки подобострастия.

— Вы? Так поздно? Что случилось?

— Случилось, — бесцеремонно заявил унтер-офицер, сбрасывая с плеч промокший плащ. — Мне необходимо задействовать запасной вариант. Вы понимаете, о чём я?

— Да-да, конечно, Его превосходительство генерал-адъютант Дибич[31] уже поставил меня в известность, — залепетал полковник. — Когда вам подготовить объект?

— Чем раньше, тем лучше. У нас уже всё готово. Дело за вами.

— Что ж, пойдёмте в казармы. Только учтите, я лишь вызову его, а дальше вы делайте с ним, что хотите.

— Чрезмерная спешка нам ни к чему. И потом тут надо действовать тонко, чтобы Его Величество ничего не заподозрил. Он и так на меня уже косо смотрит после случая с Масковым. Вот что, полковник, а не послать ли вам этого голубчика куда-нибудь с каким-то поручением? А когда он отлучится из казармы, объявите во всеуслышание о побеге. Ведь этот унтер-офицер не отличается робким нравом. Никто и не заподозрит вашей хитрости. А что полагается за побег? Шпицрутены. Если горемыка и пройдёт сквозь строй до конца, то всё равно попадёт в госпиталь. А там уж ему помогут отправиться на небеса. Каково задумано? И главное — государь ничего не заподозрит.

— Но моя офицерская честь? Как я буду после этого обмана смотреть солдатам в глаза?

— Да бросьте вы сентиментальничать. Какая честь, если вы получите такую кучу денег и тёплое местечко в Петербурге? Или вы хотите всю жизнь просидеть в этой дыре?

— Хорошо. Я уже одеваюсь и иду в казарму. Отошлю-ка я его с поручением в Новочеркасск. Только чтоб никто меня не видел. А завтра утром объявлю о побеге.

— Вы очень сообразительны, полковник! У вас впереди большое будущее. Только умоляю: не упустите этого голубчика. Он — наш последний шанс! И с наказанием тоже не тяните. Можете его даже завтра забить, чтобы не проболтался.

Александр спал дурно. Только сейчас, когда болезнь отступила, он был в состоянии подвести итог всей своей предыдущей жизни. То, что предстояло сделать ему в ближайшие дни, нисколько не пугало его, а наоборот, манило своей неизвестностью, новизной впечатлений и нового положения. Интересно, каково это — чувствовать себя простым смертным? — подумал император и улыбнулся в темноте от одной этой мысли.

Потом ему вспомнилась аракчеевская Настасья. Рябая, чересчур дородная, чтобы быть красивой, злая, но удивительно чувственная женщина. Эдакая русская Кармен. Он один из немногих понимал своего теневого канцлера и иногда по-мужски даже завидовал ему. И вот теперь её не стало. Написал Аракчеев, объясняя причину, по которой не смог лично приехать в Таганрог, в том самом письме, что доставил покойный Масков.

— Одни покойники меня окружают. К чему бы это?

Опять пришла на ум Настасья. И он почувствовал, как в нём просыпается похоть. Так с ним часто случалось по ночам, во время бессонницы. Хорошо, если он ночевал у Марии Нарышкиной в её дворце на Фонтанке или на даче на Крестовском острове. Её всегда можно было разбудить и утешиться, она никогда не возражала. А сейчас за стенкой спала лишь равнодушная чахоточная жена.

Стало светать.

Он понял, что больше не уснёт, решил не отлёживать бока в постели, а лучше прогуляться.

Камердинер спал как убитый. Царь не стал его будить, оделся самостоятельно: в сюртук, штатскую шинель и фуражку. В таком виде государь вышел из дома мимо часовых на улицу.

Солнце только начало подниматься над морем. День обещал выдаться без дождя. И уже это радовало.

Азовское море — не Средиземное, и даже не Чёрное, с их величественной бескрайней гладью, окаймлённой причудливо изрезанной береговой линией. Оно более походит на озеро, чем на настоящее море. Степные берега, почти начисто лишённые растительности, не придают ему того романтического вида, коим славятся его большие собратья.