Две тайны Христа. Издание второе, переработанное и дополненное - [129]

Таблица 6.

Таблица дат первых весенних астрономических полнолуний.

Глава 33 Генезис евангелий

В споре об историчности отчетов Матфея, Марка, Луки и Евангелия от Иоанна синоптикам всегда отдают предпочтение. На первый взгляд это закономерно. Синоптические евангелия черпали свои сведения из одного предания, во всяком случае, смысловая и историческая корреляция событий, описанных в них, очевидна. В завуалированной форме общественная деятельность Христа укладывается, согласно синоптикам в 1 год и несколько месяцев, в полном согласии с Исайей.

Евангелие от Иоанна другое. События в нем длятся более трех лет. И в настоящее время стало общепринятым, что Иоанн-богослов допускал значительные ошибки в хронологии и географии.

Выразителем этой позиции стал Ч. Додд, опубликовавший книгу «Историческая традиция».

Нам потребовалось много усилий, чтобы понять, что общественная деятельность Христа занимает одно и то же время и у синоптиков, и у Иоанна. Более ранее опубликование синоптических евангелий в этом случае не является аргументом в их пользу, а скорее наоборот. Они могли быть общепризнанны ранее, они могли ранее подвергнуться единому редактированию, ввергнувшему их в одну традицию. Неважно, кто это был — Маркион или кто-то еще. Важно другое.

Историческая канва повествования синоптиков была втиснута в пророчество Исайи — один год и приурочена к «юбилею», т. е. к 28 г. н. э. Текст Иоанна, ставший широко доступным только во времена Траяна, т. е. после 110 г. н. э., такой правке не подвергался. И в случае разночтения синоптиков и Иоанна предпочтение следует отдавать четвертому евангелию. Такова наша гипотеза.

Попробуем обосновать нашу точку зрения. Фраза Ницше: «Попытки, известные мне, исходя из евангелий вычитать историю „души“, кажутся мне доказательствами отталкивающей психологической легкомысленности»[174] — представляется нам глубоко ошибочной. При ограниченности фактической информации только психологические аспекты способны дать нам поле для новых версий и идей… Поэтому, изучая особенности и мотивацию историчности, мы просто обязаны рассматривать психологические аспекты, при которых было создано то или иное произведение. После вознесения Христа власть в общине делят Петр и Иаков, брат Иисуса. Против Петра возражений нет. Он был дружен с братьями еще до встречи с Иисусом (Лк. 5:10). Он лидер, оставленный Иисусом, он был в числе Двенадцати. Но Иаков… Психологический подтекст ситуации: Иаков — выскочка. По крайней мере, часть апостолов, если не все они, должны с неодобрением, с подозрением относиться к фигуре Иакова. С другой стороны, они понимают умом, но не сердцем психологическую необходимость включения Иакова в число приближенных — так гораздо проще управлять еще очень небольшой общиной: ведь с ними брат Спасителя. Но ум еще не означает признания. Все время, пока во главе Церкви будет стоять Иаков, будет сохраняться явный или неявный антагонизм между ним и апостолами.

Иоанн через много лет напишет прямо: «Ибо и братья Его не веровали в Него» (Ин. 7:5). Очень смелое и резкое заявление. Будь у Иоанна хоть малейшая доброжелательность по отношению к братьям Иисуса, а точнее к Иакову, никогда б он не позволил себе ничего подобного. Чуть ранее мать Иисуса, по-видимому, поверившая в возможности сына, просит Его достать вино. На что Он ей отвечает не вполне корректно: «Что Мне и тебе, жено? Еще не пришел час Мой» (Ин.2:4).

Очень интересен апокриф, приведенный Д. Флуссером: «Там сообщается, что после распятия Иисуса к нему приходят его мать Мария со своими сыновьями Иаковом, Симоном и Иудой и стоят перед ним. И он, вися на кресте, сказал ей: „Возьми своих сыновей и уйди отсюда“»[175].

Последующая фраза Иоанна: «При кресте Иисуса стояли матерь Его, и сестра матери Его, Мария Клеопова, и Мария Магдалина. Иисус, увидев матерь и ученика, тут стоящего, которого любил, говорит матери Своей: Жено! се сын твой. Потом говорит ученику: се, матерь твоя! И с этого времени ученик сей взял ее к себе» (Ин. 19:25–27). Этим пассажем Иоанн убивает двух зайцев. Четко оконтуривает небольшую группу людей, прощающихся с распятым, и фиксирует преемственность. Ему, именно ему, Иоанну, а не кому-нибудь другому поручил Иисус заботу о своей матери. Синоптики, хотя и не так явно, подтверждают сказанное Иоанном (Мф. 12:46–50; Лк. 11:27–28; 8:28–30).

Но в сложившейся ситуации что сделано, то сделано. В тесную общность людей, словно инородное тело или заноза, включается Иаков, и не просто включается, а волей случая или своих братских отношений с Иисусом становится вторым лицом в общине.

Нельзя сказать, чтобы Иаков ранее не был знаком с догматами Иисуса, знал, конечно, но слишком сильно было на него влияние религии отцов, и он не мог отойти от канонов иудаизма. Теперь он прозрел. Очень быстро меняет, вернее, дополняет свое миропонимание, а, собственно, и менять-то нечего, это все тот же традиционный иудаизм, в который вмещается новая идея: Иисус — Мессия. «Вы ждали Мессию — он пришел, это Иисус. Но всё в жесточайших рамках традиционного иудаизма» — вот кредо Иакова. Очень быстро формирует он для себя некую новую концепцию и будет придерживаться ее всю жизнь. Идеи Павла, которые он в последующем будет вынужден признать, практически не влияют на стержень его учения. От образованных Павлом общин отказаться нельзя, от них поступает основное финансирование на содержание Иерусалимской общины, но можно сделать оговорку: язычникам дозволена упрощенная форма нового учения — пусть так. Нельзя же, да и нет необходимости, чтобы они прониклись всеми тонкостями его, Иакова, учения.