Так их и нашли.
Их забрали куда надо и допросили.
— Что вы там делали?
— Ничего особенного.
— Ничего особенного?
— Ничего особенного. Мы обнимались.
— Прямо там, в грязи??? Это вы-то???
— Мы любим друг друга, — прошептали они.
Человек, который их допрашивал, откинулся на стуле.
— Так, — сказал он и потер руки. — Любите, стало быть, друг друга.
— Ну да.
— То есть это вы любовь имеете в виду, так следует понимать?
— Любовь, да, — сказали старушки тихо.
Допрашивавший встал, подошел к шкафу, повернул ключ и распахнул дверцу.
— Ну так вот, — сказал он и вытянул оттуда женщину, которая стояла там, тесно зажатая между каких-то картонных коробок.
Он усадил ее на стул возле своего стола, достал из ящика щетку и принялся обмахивать ею женщину. Женщина улыбалась ему и показывала, где он прежде всего должен чистить: под коленками, у шеи, между лопаток.
— Однако и запылилась же ты, — сказал он мягко.
— Да, — согласилась она.
Он чистил ее с большой нежностью, в то время как она указывала ему на все новые и новые места.
— Вот что такое любовь, — сказал он старушкам, все еще продолжая водить щеткой. — Вот что означает любить. Вы бы и не подумали, а?
И он затолкал женщину обратно в шкаф и снова запер дверцу на ключ.
Старушки пришли в сильнейшее замешательство. Их трясло, они не могли вымолвить ни слова.
Человек вытолкал их из комнаты.
— Убирайтесь! — крикнул он им вслед.
Понурив головы, побрели они домой.
«Стало быть, мы всю жизнь ошибались, — думали они. — Всегда».
Их жизнь превратилась в кошмар. Всякое напоминание о том, что они прежде считали любовью, причиняло боль. Они исхудали и сгорбились.
Во сне над ними потешались вороны, начальники и дети.
Однажды утром они умерли, одна за другой.
ДВЕ СТАРУШКИ жили вместе много лет. Они были счастливы — так им казалось — и неразлучны. Они исходили из того, что в их жизни уже ничего не может измениться.
Но однажды утром одна из них сказала:
— Я хочу, чтобы ты ушла, немедленно.
Внезапно она как бы стала выше ростом, стояла разрумянившаяся, торжествующая. В ней появилось нечто величественное: сверкающие глаза, горделивая осанка. Она возвышалась над другой старушкой, как некая матрона.
Вторая старушка втянула голову в плечи. Она походила на мышку, такой маленькой и робкой она сделалась в считанные секунды.
— Хорошо, — сказала она.
Она встала, наткнулась на стол, обогнула стул и распахнула дверь.
Она не решалась оглянуться.
— Счастливо тебе, — сказала она, глядя в пол. И прошептала, неслышно для другой старушки: — Я люблю тебя.
— Давай не мешкай, — сказала первая старушки. — Ступай.
Вторая старушка вышла из комнаты, спустилась по лестнице, вышла на улицу. Она собралась с духом и исчезла. Назад она не вернулась.
В тот же день первая старушка утратила свою горделивость, принялась рвать на себе волосы, бегать повсюду, помещать объявления, расклеивать плакаты: «Разыскивается моя любимая подруга».
Она прожила еще много лет, мрачная, переполненная раскаянием. Что случилось с ней тогда, в тот миг, когда она вдруг сделалась огромной, гордой, торжествующей, — осталось для нее загадкой.
«Тот момент не имел ничего общего с действительностью! — думала она порой с сомнением. — Он относился к другому роду вечности! К смерти!»
Она бросалась на стены, колотила кулаком по столу, хлопала дверьми до тех пор, пока не падала бездыханная.
ДВЕ СТАРУШКИ дождливым днем сидели на лавочке под деревом. Они долго молчали и глядели на дождь и на низкое серое небо. Потом одна старушка спросила:
— Ты, может, ждешь кого-нибудь?
— Да нет, — сказала вторая старушка. — Или, впрочем, да, вообще-то… вообще-то я всегда кого-то жду. Но это так, в общем смысле.
— Да, — поддержала первая старушка. — И я тоже.
— В самом деле? — спросила вторая старушка.
— Ага.
— Мне всегда казалось странным о таких вещах рассуждать, — вымолвила вторая старушка. Она болтала под лавочкой ногами и разглядывала свои туфли. — Да и вправду сказать, жду-то я жду, да все без толку.
— И я тоже, — сказала первая старушка.
Довольно долго они сидели молча. Время от времени они искоса поглядывали друг на друга.
Люди торопились мимо них, почти бегом, с поднятыми воротниками или под зонтиками.
— А знаешь, — сказала вдруг первая старушка, — может, мы с тобой ждем друг друга?
— Да! — сказала вторая старушка. — Верно! Ты, стало быть, ждешь меня, а я — тебя!
Это были две одинокие старушки. У них была пустая жизнь за плечами и еще несколько лет впереди, и внезапно они заключили друг друга в объятия и пылко поцеловались, прижимаясь стиснутыми губами. Их головы покачивались взад и вперед.
И вдруг они вздрогнули, разжали руки, отпрянули друг от друга. Что им, в сущности, было друг от друга нужно? Во рту у них пересохло, пальцы тряслись. Могли ли они довериться друг другу? Не затевали ли они чего-либо от лености? От жадности? От скаредности? Не стали ли они жертвами какого-нибудь нелепого совпадения?
Это тянулось довольно долго — так что стемнело и они успели замерзнуть — покуда не смогли договориться, вступать ли им друг с другом в любовные отношения (другого выражения они подобрать не сумели) или оставить происшедшее на единственный вечер и единственный поцелуй.
