Две повести о тайнах истории - [3]
В начале разговора товарищ Сеитов — молодой еще, стройный каракалпак в строгом бостоновом синем костюме, застегнутом, несмотря на жару, на все пуговицы, — по-восточному много улыбался мне — как всегда, когда приветствуют гостя. Но тут эта обязательная улыбка сбежала с его лица, оно стало суровым, и он показался мне не столь уж молодым, как вначале.
— Понимаете: предъявить в ответ не слова, не умозаключения, а историю — в вещах, в документах, в точных датах! Но до нее, конечно, надо докапываться. Как же мы можем не знать, где экспедиция Академии?! Это же наше кровное дело!
Но, к сожалению, посоветовать мне он смог лишь почти то же, что девушка на почте: остановиться в общежитии обкома, где останавливаются и товарищи из экспедиции, и ждать там их машину. По его сведениям, она должна быть завтра.
На счастье, она пришла час спустя после моего разговора с Сеитовым. А еще через два, захватив корреспонденцию на почте, два тюка ваты для каких-то экспедиционных надобностей и последний ящик нарзана из аптеки, шофер Коля и я с ним катили в Топрак-калу.
Я очутился в пустыне впервые в жизни. И что больше всего меня поразило — это то, что она оказалась именно такой, какой представлялась с детства, по картинкам учебника географии. Все было: шевелящиеся волны песка до горизонта; непрестанно змеящиеся под ветром муаровые разводы на барханах; всего два и как будто ножом друг от друга отрезанных цвета: синий, как синька, — неба, и такой же сплошной изжелта-серый — земли.
Только не так пустынна оказалась пустыня, как на картинках моего учебника. То заяц улепетывал от нас вдоль гребня песчаной волны по теневой ее стороне, хотя и странный заяц — желтый, но тем не менее взаправдашный; то мышь-песчанка кидалась со всех своих крохотных ног в норку. Нет-нет да проплывала за дальним барханом высокомерная голова верблюда. А над всеми ними и над нами — над всей пустыней — парил орел. Он лежал, распластав крылья, на восходящих потоках воздуха, которые поднимались вверх явственно, струйками, как растворившийся сахар со дна стакана.
Вот где сразу становится ясно, почему говорят: орлиный взор. С высоты, на которой он парит, разглядеть песчанку!
Звонко гудят телеграфные провода — мы едем вдоль линии.
Орел, должно быть, свыкся с их гулом — он сел закусывать песчанкой на столб.
Иногда пески сменяются такырами — гладкими, как блюдо, громадными глиняными плешинами. Когда ветер сгонит песок со всего такыра в сторону, то кажется, что эта обливная глиняная поляна не естественного происхождения, а намеренно такою сделана.
Едва наша полуторка въезжает на такыр, стрелка спидометра тотчас подскакивает к 60 километрам, а шофер Коля закуривает и принимается мурлыкать: «Была бы только тройка, да тройка порезвей…» В Москве жена ему родила первенца, он его еще не видел и очень тоскует.
К бортам полуторки привязаны длинные деревянные шесты. Коля их называет «шалманами», но добавляет, что это специально местный термин.
Изрядно ж появилось в пустыне автомашин, если возникли уже специальные местные термины, относящиеся к ним!
Мне сначала было непонятно назначение этих шестов. Коля объяснил, что когда машина буксует в песке, то ее вытягивают, подсовывая их под колеса. Это называется «шалманить». Вскоре, к слову сказать, я узнал на практике, как это следует проделывать, да так основательно, что теперь до конца дней не забуду, каково в пустыне «шалманить».
Я прежде думал, будто знаю, что такое — машина буксует, оттого что воевал на Калининском, Ленинградском и Прибалтийском фронтах. Из какой только грязи и болот не вытаскивали мы там наши машины! Но разве знал я что-нибудь о буксовке, пока не побывал в песках пустыни!
Мои ладони давно уже покрылись водяными пузырями, а добраться до Топрак-калы засветло так и не удалось. Нас застигла ночь.
Она наступила с такой стремительностью, которую мне никогда не доводилось наблюдать где-нибудь в другом месте.
Как только село солнце, из-за противоположной стороны горизонта вдруг начало шириться тревожное багрово-оранжевое зарево; одновременно холодный сквозняк прохватил землю. И вот зарево обнимает уже чуть ли не четверть небосвода. Становится холоднее, холоднее… В этот момент в центре полымя над горизонтом появился невообразимо громадный край какого-то незнакомого бордового светила, затем все большая часть его… Да это же луна!
Да, она. И, когда взошла вся, сразу померкло зарево, так торжественно возвестившее ее появление; уменьшилась и сама она и превратилась во всегдашнюю нашу серебристую луну.
Колю ночь не останавливает — он с экспедицией Толстова уже третий год в этих местах.
Он тычет пальцем в какую-то тень. Развалины? Кажется, да.
— Видите? Это Кзыл-кала, в переводе — Красная крепость. А от нее до наших уже только три километра. Приехали!
Я готов начать беседовать с Толстовым или любым сотрудником его экспедиции об их находках сию же минуту и беседовать час так час, сутки так сутки — сколько они согласятся. Первым делом, конечно, попрошу показать мне письменные документы, о которых телеграфировал Толстов. Где этот архив? Как он выглядит? Хочу немедленно видеть и самого Толстова. А что собой представляют раскопки? И как их ведут? Этот таинственный замок в пустыне — Топрак-кала?
Сборник «Смерть считать недействительной» объединяет лучшие военные рассказы и очерки Рудольфа Бершадского, включая и самые свежие — написанные в последние месяцы. Заглавие книге дал рассказ, посвященный удивительной военной судьбе Иллариона Васильева, Героя Советского Союза, который был посмертно награжден в числе 28 легендарных панфиловцев, погибших в 1941 г., обороняя подступы к Москве, но оказался живым и здравствующим поныне.
Утраченное время. Как начиналась вторая мировая война. Сокращенный перевод с английского Е. Федотова с предисл. П. Деревянко и под редакцией О. Ржешевского. М., Воениздат, 1972 г. В книге известного английского историка подробно анализируются события предвоенного периода. На основании архивных документов, мемуаров видных государственных и политических деятелей, а также материалов судебных процессов над военными преступниками автор убедительно вскрывает махинации правящих кругов западных держав, стремившихся любой ценой направить гитлеровскую агрессию против СССР. Автор разоблачает многие версии реакционной историографии, фальсифицирующей причины возникновения второй мировой войны.
В числе государств, входивших в состав Золотой Орды был «Русский улус» — совокупность княжеств Северо-Восточной Руси, покоренных в 1237–1241 гг. войсками правителя Бату. Из числа этих русских княжеств постепенно выделяется Московское великое княжество. Оно выходит на ведущие позиции в контактах с «татарами». Работа рассматривает связи между Москвой и татарскими государствами, образовавшимися после распада Золотой Орды (Большой Ордой и ее преемником Астраханским ханством, Крымским, Казанским, Сибирским, Касимовским ханствами, Ногайской Ордой), в ХѴ-ХѴІ вв.
Одними из первых гибридных войн современности стали войны 1991–1995 гг. в бывшей Югославии. Книга Милисава Секулича посвящена анализу военных и политических причин трагедии Сербской Краины и изгнания ее населения в 1995 г. Основное внимание автора уделено выявлению и разбору ошибок в военном строительстве, управлении войсками и при ведении боевых действий, совершенных в ходе конфликта как руководством самой непризнанной республики, так и лидерами помогавших ей Сербии и Югославии.Исследование предназначено интересующимся как новейшей историей Балкан, так и современными гибридными войнами.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Когда мир затаил дыхание…Прошло уже более 25 лет с окончания холодной войны, возраст целого поколения. Она началась более 75 лет назад, в 1944 — задолго до того как последние выстрелы Второй Мировой эхом разнеслись по пустошам Восточной Европы — с жестокой гражданской войной в Греции. Линии фронтов больше не рисуют, но они сохраняются в таких конфликтных зонах как Ирак, Сирия, Сомали и Украина. В эру массового производства АК-47 и ICBM, одной из таких горячих точек была Куба.Возможно, не с точки зрения потерь, а с точки зрения престижа и положения в мире, вторжение в заливе Свиней в 1961 г.
Книга представляет собой исследование англо-афганских и русско-афганских отношений в конце XIX в. по афганскому источнику «Сирадж ат-таварих» – труду официального историографа Файз Мухаммада Катиба, написанному по распоряжению Хабибуллахана, эмира Афганистана в 1901–1919 гг. К исследованию привлекаются другие многочисленные исторические источники на русском, английском, французском и персидском языках. Книга адресована исследователям, научным и практическим работникам, занимающимся проблемами политических и культурных связей Афганистана с Англией и Россией в Новое время.