Две повести о тайнах истории - [2]

Разве можно отнестись ко всему этому, лишь как к малозначительным историческим анекдотам? Нет, наоборот: если от такой мощнейшей цивилизации не осталось никаких письменных памятников, значит тем настойчивее следует пытаться разыскать их и воспроизвести с заслуженной полнотой историю страны, создавшей подобную культуру. Кто знает, чем может быть еще обязан мир Хорезму и вообще народам Средней Азии!..

…Как только в нашей редакции стало известно, что Толстов обнаружил первые древнехорезмийские письменные памятники, я вылетел на раскопки.

Я вылетел из Москвы утром. Вечером того же дня, покрыв 2800 километров, был в Ташкенте, на другой день к полудню, пролетев еще 1100, добрался до Нукуса — столицы Кара-Калпакской автономной республики.

Земля, наблюдаемая с большой высоты, была лишена подробностей. Запомнилось лишь то, что уж очень бросалось в глаза. Например, что вскоре за Куйбышевом она совершенно перестала зеленеть — пошла сплошь серо-желтая.

Ослепительно ударила в глаза синь Аральского моря. Оно казалось еще более синим от сочетания с нестерпимо желтыми голыми берегами. Даже у берега не смогло это море дать жизнь растительности.

Близ Арала наш самолет производил посадку — в аэропорту Джусалы. Накаленная, твердая как камень, сухая земля, десяток серо-желтых от пыли домишек, кадка с водой, бока которой лижет тяжело дышащая собака. Однако на поверхности кадки нет ни капли влаги. Как только из Кызылкумов (а они рядом) тянет ветер, дышать становится трудно, зной обжигает легкие.

Хорошо, что самолет в Джусалы не задерживался: в воздухе, на высоте 2000 метров, снова легче дышать. За какими крепкими запорами лежал этот заповедный древний Хорезм!

От Джусалы летим до Ташкента, а там, через Чарджоу, вдоль Аму-Дарьи до Нукуса. Над горами, над песками, и снова над горами, и снова над пустыней. Только и разница, что пустыня слева от Аму-Дарьи называется Каракумы, а справа — Кызылкумы. Вдоль берегов реки — лента оазиса. Но как низко мы ни спускаемся порой, пустыни ни разу не исчезают из поля нашего зрения.

У цели. Нукус, пустыня, негры

Почтовый адрес Толстова, запасшись которым я оставил Москву, был: «Нукус, до востребования». Я и отправился в Нукусе на почту: если из лагеря приезжают за корреспонденцией ежедневно, тогда — чего проще! — дождусь нарочного и отправлюсь на Топрак-калу вместе с ним. Если же дело обстоит не так, то все равно на почте, наверное, знают, как скорее добраться до раскопок и где они точно. На моей двухкилометровой карте Топрак-калы не было.

Действительно, девушка в окошке «Прием заказных и выдача до востребования» экспедицию Академии наук знала:

— Как же, как же, от них все время кто-нибудь приезжает. Эта Топрак-кала где-то в пустыне, далеко… Чаще всего приезжает шофер Коля… Не знакомы? Ну, неважно. Жаль только, что они бывают нерегулярно. Как раз позавчера заходили…

Я задумался. Это обидно — гнать из Москвы сломя голову, а потом у самой цели засесть неизвестно на сколько, карауля на нукусском почтамте шофера Колю.

Девушка увидела, что я загрустил не на шутку. Решила помочь:

— Знаете что? Если они вам так нужны, то попробуйте зайти к товарищам Джапакову или Сеитову. Вы ведь из Москвы, верно? Они уж обязательно помогут вам скорее доехать до экспедиции.

— Кто это: товарищи Джапаков и Сеитов?

— Джапаков — председатель нашего Совета Министров. Сеитов — секретарь обкома партии. До них недалеко — полтора квартала прямо, потом налево, и сразу увидите: большу-ущий двухэтажный дом с красным флагом. Там и Президиум Верховного Совета, и Совет Министров, и обком — всё в одном месте. А если решите, не заходя туда, отправиться на автобусную станцию, то это в другом конце города. Только на Топрак-калу машины не ходят, я вам говорю авторитетно.

Девушка продолжала наставлять меня еще, но я ее больше не слушал. Пожалуй, она права. Чтобы не терять времени, надо отправляться в обком.

Я не собирался беспокоить секретаря обкома, но едва ему доложили, откуда я и что я разыскиваю экспедицию Толстова, как он сам пригласил меня зайти. Он оказался превосходно осведомленным обо всех достижениях экспедиции.

— Как же, это общая наша радость — и всей советской науки, и наша национальная особенно. Вам, конечно, известно злобное утверждение идеологов-колонизаторов, будто народы Средней Азии и, в частности, мы, каракалпаки и узбеки, не потому на протяжении многих веков были отсталыми народами, что чересчур долго служили объектом завоеваний, а потому, что-де вообще не способны к самостоятельному развитию. Что всем, что мы имели, мы якобы обязаны лишь грекам, потом арабам, — но только не самим себе! Конечно, это клевета на наши народы. Конечно, не будь у наших предков завидного, богатого хозяйства и высокой культуры, завоеватели не зарились бы на нашу страну. А ведь нас старались завоевать постоянно! Но куда лучше, когда это можно доказать не только логически, но и предъявлением, так сказать, вещественных доказательств. Кто-то смеет утверждать, что у нас не было своей культуры? А мы в ответ предъявляем собственную письменность, существовавшую до арабов. Мы говорим: вот вам наши величайшие каналы, существовавшие не только до арабов, но еще и до греков! Вот вам наши города, статуи, наука, герои — вся наша история, вот она!