Две недели и дальше. Плохая вода - [4]

– Достаточно. Что вы можете сказать об отношениях подсудимой с молодым герцогом?

– О, ваша честь, она долго к нему домогалась и все зазря! Сколько раз я видела, случайно проходя мимо, как она вешалась ему на шею, а он ее отталкивал, потому что молодой хозяин настоящий дворянин и такой красавец, и видел ее насквозь, как она напропалую со всеми, а зачем ему такая шлю…

– Ближе к делу.

– Так я о чем и толкую! Она никак не могла добиться своего, и тогда она вызвала страшного демона, вырвала у него волосок из… ну… срамного места – я это видела собственными глазами! – волосок переплела со своим, сожгла, а пепел добавила в вино молодому хозяину, а тот…

– Довольно. Можете занять свое место, Элизабет, вы честная и храбрая девушка – Единый наградит вас за это. Обвинение вызывает…

Перед глазами Иефы все поплыло, закружилось, она стала медленно заваливаться на бок, но чья-то рука крепко и больно ухватила ее за волосы на затылке и заставила сидеть ровно, и эта боль добавилась к большой боли, маленькая капелька в огромном океане. Растаяли в мутном мареве серые каменные стены, и сквозь душный ватный шум в ушах звучали глухие и отдаленные голоса, какие-то обрывки фраз, имена и названия, треснувшим колоколом дребезжал судья, надрывной дудкой вскрикивал обвинитель, и еще какие-то ноты вплетались в какофонию, знакомые и не очень, но Иефе было уже все равно, все равно… Лишь бы скорей.

– Свидетель… обвинение… пред лицом…да… жертва… обряды… соблазнила… порча… каким образом… ересь… доказательства… развратная… на брата… в полночь… свидетеля… клянетесь ли… Этьен Монблан… ведьма… ведьма…ведьма!… Суд призывает… обвинение… свидетель… жертва… доказательство… невменяем… колдовство…Себастиан де Виль…

– Элена! Элена! Не молчи! Скажи им, что это неправда! Скажи им! Это неправда, слышите?! Неправда! Это говорю я – я, Себастиан де Виль! Это все ложь, гнусная, отвратительная ложь, рожденная завистью, жадностью и злобой! Она никогда не наводила на меня порчу! Она никогда не совершала обрядов! Она никогда не богохульствовала! Это чистый, невинный ребенок, милый и сумасбродный, немного дерзкий и шаловливый, красивая, умная и уверенная в себе девушка, гордая и независимая! Она имеет на это право! Но она не ведьма! Кого вы слушаете?! Слуг? Жалких неудачников? Деревенских дур? Элена, подними голову и скажи им, что это неправда! Элена!

Иефа попыталась отмахнуться от настойчивого, переполненного отчаянием голоса, но руки не слушались. Затылок пульсировал болью, и в голове били медные молоточки. Иефа подняла голову, медленно, чудовищно медленно, открыла глаза и посмотрела сквозь грязные свалявшиеся черные пряди, упавшие на лицо. Перед ней волновалось марево, и в этом мареве Иефа вдруг четко и ясно различила синий пронзительный взгляд, искавший ее упрямо и долго. Она встретила этот взгляд, удивилась его силе и пошевелила губами, пытаясь произнести имя. Рука на затылке сжалась сильнее и дернула, боль полыхнула и забилась, и тогда Иефа сдалась. Больше не было сил. Голова упала на грудь, а фальшивый оркестр в ушах грянул издевательскую бравурную мелодию. Голоса заволновались, заспешили, кто-то кричал, кого-то волокли из зала, надрывно вскрикивал обвинитель, и вдруг наступила тишина. Рука на затылке разжалась, Иефе отерли лицо влажной тряпицей и заставили подняться на ноги. "Вот оно, – подумала Иефа. – Спасибо, Господи. Наконец-то".

– Элена Патриция Виолетта де Виль! Суд дает вам последнюю возможность спасти свою несчастную душу. Согласны ли вы правдиво отвечать на вопросы суда?

В спину толкнули, Иефа послушно открыла рот и сипло сказала:

– Да.

– Признаете ли вы, что продали Тьме свою душу в обмен на красоту, вечную молодость и здоровье?

– Да.

– Признаете ли вы, что совершали богопротивные обряды, вызывали демонов и прочих Темных тварей ради собственной прихоти?

– Да.

– Признаете ли вы, что околдовали собственного брата, дабы вступить с ним в кровосмесительную связь?

– Да.

– Признаете ли вы…

– Да… да… да… да… да…да… да… да… да…

– Элена Патриция Виолетта де Виль, суд признает вас виновной во всех вышеперечисленных злодеяниях и приговаривает к смерти. Но Единый милосерден, и церковь не позволит Тьме заполучить вашу душу, поэтому, дабы очистить вас от колдовской скверны, суд приговаривает вас к сожжению на священном костре, и да исполнится воля Единого! Уведите преступницу.

– Да.

Иефа превратилась в камень, ее поволокли прочь, вон из душных подземелий, куда-то вверх, вверх и вверх, где были липы и деревянные качели в тенистом парке, а еще сердитая нянька и золотые кудряшки одуванчиков, и белая пена таволги – целые водопады – а еще пони, смешной рыжий пони по имени Мартин, который так любил яблоки. Все это было когда-то давным-давно, но так хорошо… В левую щеку Иефы впечатался комок грязи, и тенистый парк, качели и пони рассыпались серой пылью, словно их и не было никогда. Старуха, до боли похожая на вредную няньку, грозила кулаком из толпы. Иефа подняла голову и увидела в небе голодную злую луну, поняла, что нужно лететь, рванулась вверх и со стоном выдралась из липкой паутины чужой беды, закружила над скрипучей грязной повозкой, не в силах оставить часть себя там, в дрожащем избитом теле. Но луна подгоняла, жадная и нетерпеливая, как всегда, и Иефа полетела прочь от башен, прочь от площади, дымных факелов и нетерпеливой толпы. Она не видела, как втащили на помост и привязали к столбу черноволосую семнадцатилетнюю ведьму, не видела равнодушного синего взгляда, упорно следящего за одинокой птицей, спасающейся от луны. Иефа летела над лесом, задевая крыльями верхушки сонных деревьев, забыв о городе и его людях, но когда на площади вспыхнул костер, перья облетели с нее, как пух с одуванчика, Иефа заколотила руками в воздухе и стала падать, падать, падать…