Две души - [15]

'Он приходил. Спрашивал о тебе'.

Да вы ж посмотрите, кто появился!

'Ирма, что ты тогда устроила???'

Покаянно шмыгает носом.

'Прости. Я действительно его боюсь. До дрожи'.

Это я уже поняла.

'Почему?'

Неуверенно:

'Не знаю. Он... Он жестокий. Очень. И страшный. Не внешне, нет. В душе'.

- Ирина Николаевна, подождите одну минуточку! Подпишите, пожалуйста!

- Катенька, сколько можно повторять? Все бумаги на подпись отдаете моему секретарю, меня не беспокойте. Всего хорошего.

'Она тебя ненавидит. Так посмотрела тебе вслед... Глаза у нее были злыми'.

'Тю. Нашла, что нового рассказать. Это та еще гадюка. Змея подколодная'.

'Тогда зачем ты ее держишь?'

'А чтобы развлекала. Да и серпентарий надо иногда палкой шевелить. Это забавно'.

Задумчиво:

'Знаешь, Ира, мне кажется, вы с моим мужем в чем-то очень похожи...'

Вот и кабинет, теперь можно сесть и вытянуть ноги. Пусть и под столом.

'Ну спасибо, очень лестное сравнение!'

'Не обижайся...'

Хорошо-то как!

'А ты хотя бы иногда думай, что говоришь. Я такой, как твой дражайшей супруг, никогда не стану. Жестокости не хватит. Что он там спрашивал-то?'

'Он назвал тебя сущностью. Спрашивал, почему я о тебе ему не сказала'.

'А ты?'

Тихо и измученно:

'Расплакалась...'

О, правильный выход для любой женщины из любого затрудненного положения.

'Молодец! Шикарный ход!'

Так, а вот и Аннушка. Кругленький гламурный колобок двадцати пяти лет, одетый в легкое ситцевое летнее платьице, выгодно подчеркивающее все ее немаленькие формы, подкатил к моему столу, привычно держа в правой руке свою извечную толстенную коричневую папку.

- Ирина Николаевна, документы на подпись. С вами хочет переговорить Всеволод Аркадьевич. Он на второй линии.

- Соедини.

К вечеру голова привычно гудела от многочисленных разговоров, разнообразных встреч, принятых и отмененных решений; мысли скакали весело и беспечно, как голодные пьяные блохи, да и самой больше всего хотелось напиться и забыть обо всем. Приехав домой, плюнула на привычный распорядок дня, налила себе виски и чокнулась со своим отражением в зеркале.

Да, Ирочка, умничка ты - пьешь сама с собой. Так и спиться недолго. Забыла про близких родичей: деда по матери, Ивана Кузьмича, отправившегося по какой-то своей пьяной прихоти поздней осенью после веселой гулянки за дровами и замерзшего в сарае, дядьку, Владимира Сергеевича, поспорившего после пол-литра с дружками, что переплывет широкую бурную реку ради десяти бутылок водки, и утонувшего в этой самой реке, двоюродного брата Митьку, по пьяни решившего ночью полихачить, выпендриться перед ребятами, и свернувшего себе шею на мотоцикле? Тоже хочешь такую или похожую судьбу? А сто грамм виски все-таки хорошо расслабляет. Уже и жизнь не такой гадостью кажется. Так, где там моя обожаемая подушка?

Ирма:

После ухода супруга на меня с новой силой навалились усталость и тоска. Горничные ко мне не заходили, наверное, опасаясь мужа, и я сама не заметила, как снова провалилась в сон.

Ира, как обычно, была неотразима и очень уверена в себе. Отчитав меня за мое трусливое бегство, она окунулась в бурлящий водоворот бесконечных дел и встреч, и я только диву давалась, как у нее на всех хватает сил и выдержки.

Горничные меня разбудили ближе к обеду, но на этот раз в привычном мне распорядке дня появились некоторые изменения. Муж сообщил, что занят и к столу в этот раз не выйдет. Мне он приказал подать еду в комнату, так как я, по его мнению, была чересчур слаба после вчерашнего происшествия.

Действительно, у меня очень сильно болело всё мое измотанное и избитое тело. Даже несколько шагов по комнате в сопровождении служанок были словно кара небесная. Не знаю, по какой причине, но супруг, обычно лечивший все мои возможные недомогания, в этот раз предпочел сделать вид, что не заметил тяжелого состояния жены. Надо сказать, я не противилась: мне не хотелось сегодня никуда выходить. Лежать в мягкой и теплой постели было намного приятней походов по длинным лестницам, коридорам и залам.

Мне приготовили суп на воде, легкий фруктовый салат и несладкий компот. Есть это было невозможно даже после сильного голода, но я все же заставила себя проглотить все поданное. Потом меня вновь оставили в покое, и я блаженствовала до вечера.

'Лентяйка. Ты что, весь день так валялась?'

'У меня все болит...'

'Ирма, не доводи до греха. Вставай и начинай заниматься. Хотя бы просто по комнате походи. Вчера была потрясающая физкультура, а сегодня ты снова лежишь. Ты ж снова салом зарастешь'.

'Сил нет'.

Продолжить разговор нам не дали: горничные привычно внесли на серебряном узорчатом подносе мой ужин: стакан кефира и два пресных печенья.

'Это что??? Только не говори, что ты это ела весь день!!!'

Ну почему же именно это...

'Нет. Я не завтракала. На обед у меня были суп на воде, фруктовый салат и несладкий компот'.

В ответ понеслись совершенно незнакомые мне и явно нецензурные выражения.

'Он тебя убить хочет? Нет, ты мне скажи, кто так жену кормит???'

Не пойму я ее...

'Ты же сама говорила, что я толстая...'

Долгое молчание, а потом ласковый такой тон, словно с душевнобольной разговаривает:

'Ирмочка, солнышко мое ненаглядное, если ты так все время питаешься и совсем-совсем не двигаешься, ты до старости точно не доживешь. Нет, я понимаю, может, у него такой хитрый план: уморить тебя голодом, чтобы наконец иметь возможность жениться повторно, но ты-то себя пожалей. Ты же так скоро ноги протянешь'.