Две десятины - [5]

Когда Гаврило вышелъ изъ церкви, его осѣнила счастливая мысль идти къ Савосѣ Быкову, котораго онъ увидалъ у попа на дворѣ. На этотъ разъ и Савося Быковъ, отличавшійся безталанностью, былъ для него счастливою находкой; для Гаврилы важно было хоть за что-нибудь ухватиться и начать хотя бы съ Савоси Быкова. Послѣдній чистилъ дворъ у попа; земли онъ, конечно, не снялъ; нельзя-ли поэтому войти съ нимъ въ компанію? — думалъ Гаврило. Явившись на батюшкинъ дворъ, онъ засталъ Савосю въ полномъ вооруженіи: съ лопатой, съ вилами и метлой. Онъ уже около недѣли возилъ соръ, подрядившись вполнѣ очистить Авгіевы конюшни; за что батюшка обѣщалъ выдать ему полпуда муки, десять фунтовъ крупы и 7 копѣекъ серебромъ. Савося, обезумѣвшій отъ такого случайнаго счастья, съ страшною энергіей возилъ со двора навозъ; около сорока возовъ уже стащилъ и торопился поскорѣе вывезти остальные сорокъ возовъ, заранѣе предвкушая крупу.

— Чистишь? — спросилъ Гаврило, подходя къ нему.

— Ужь сорокъ возовъ стащилъ, — отвѣчалъ Савося.

— Ну, ладно. Я къ тебѣ за дѣломъ, — и Гаврило разсказалъ ему свое положеніе. Сынъ его не пришелъ и не вернется никогда. Къ мірской землѣ его не пустятъ, да ея такая малость, что одно баловство. Капиталу у насъ нѣтъ… Шипикинскій баринъ не дастъ, Таракановскій баринъ протуритъ. Стало быть, пришла на меня бѣда. Прямо сказать, ложись въ могилу и засыпай себя землей!

Гаврило говорилъ словами отчаянія, но вся фигура его выражала рѣшимость и страшное напряженіе. Онъ какъ сѣлъ по приходѣ на кучу сора, такъ и остался неподвижнымъ. Глаза его сверкали, выражая гнѣвъ. Савося Быковъ сначала слушалъ его съ сочувствіемъ и спокойно, не понимая еще, съ какимъ дѣломъ къ нему обращался Гаврило.

— Ежели бы я одинъ приперся къ Таракановскому… да нѣтъ, лучше и не показывайся! — сказалъ Гаврило.

— И глазыньки не показывай, — подтвердилъ Савося.

— Не дастъ. Обругаетъ, обшельмуетъ, а не дастъ.

— Жидоморъ!

— Сейчасъ, какъ только явишься къ нему, онъ прямо въ книгу лѣзетъ. «А-аа! это ты Гаврило?» — спрашиваетъ.

— Лютъ! — согласился Савося, приходя постепенно въ возбужденное состояніе. Онъ припомнилъ свои многочисленныя похожденія у Таракановскаго барина.

— Особливо, ежели у меня долгъ, — продолжалъ Гаврило. — Долженъ же я ему за прошлую весну, да муки бралъ пудовъ эдакъ съ пять… Придешь теперь къ нему: за тобой числится восемьдесятъ цѣлковыхъ, скажетъ… А какіе восемьдесятъ цѣлковыхъ, неизвѣстно. Словно какъ бы коломъ ударитъ въ голову. Стоишь, какъ безумный. Ежели теперь я предъявлюсь къ нему, онъ перво-на-перво этимъ коломъ огрѣетъ: подавай восемьдесятъ цѣлковыхъ! Ежели спросишь, какіе такіе восемьдесятъ цѣлковыхъ? — въ шею прогонитъ, а ежели посулишь уплатить — тоже въ шею.

— Не иначе, какъ въ шею! — подтвердилъ и Савося.

— Вотъ и пришелъ къ тебѣ, Савося. Сдѣлай милость, пойдемъ сообща, чтобы разомъ… Нагрянемъ на него: ты съ одной стороны, я съ другой — не выдержитъ. Какъ ты полагаешь?

При этомъ предложеніи Савося Быковъ даже вздрогнулъ; сердце его ёкнуло отъ страха. Это Савосѣ-то идти къ Таракановскому барину! Да онъ съ давнихъ поръ наводилъ на него страхъ однимъ своимъ именемъ, потому что именно этотъ баринъ и привелъ его къ краю погибели, запутавъ его и сдѣлавъ рабомъ своимъ. Савося прежде снималъ землю, работалъ и постепенно получилъ такое отвращеніе къ этой съемкѣ и къ этой работѣ, что пугался всякій разъ, какъ только вспоминалъ о нихъ. Какое-то жуткое, хотя и безсознательное, чувство ныло въ немъ и сосало его всякій разъ, какъ онъ слышалъ имя таракановской усадьбы.

Конечно, Савося много былъ долженъ, такъ много, что не могъ выговорить цифру долга, и потому былъ совершенно равнодушенъ къ ней, но его пугалъ не долгъ, не эта громадная, сумасшедшая цифра, а самая таракановская работа, таракановская земля, таракановскіе мировые судьи, — однимъ словомъ, все, что напоминало ему неволю, египетскія работы и рабскій хлѣбъ. И вотъ Гаврило предлагаетъ ему идти въ ненавистную усадьбу.

— Боюсь я! — сказалъ, наконецъ, Савося послѣ долгаго молчанія.

Гаврило не возражалъ. И ему стало вдругъ почему-то жутко. Оба молчали.

— Такъ не пойдешь?

— Слопаетъ онъ меня! — проговорилъ съ ужасомъ Савося. Потомъ Савося засуетился около навоза, ринувшись валить его на возъ съ удвоенною скоростью. Гаврило больше не прерывалъ его занятія, и если не вставалъ и не шелъ, то потому только, что не зналъ, куда теперь идти, что дѣлать? Для него было только ясно, что онъ напрасно обратился къ Савосѣ, даромъ потратилъ время.

Погруженный въ глубокую задумчивость, Гаврило, наконецъ, поднялся съ своего мѣста и собрался уходить. Но Савося еще нѣкоторое время задержалъ его.

— А что, Гаврило, ежели бы попросить у Таракановскаго хоть съ пудикъ? — спросилъ оживленно Савося.

— Не дастъ.

— Пожалуй, что оно такъ и выходитъ. Ну, а ты какъ пойдешь къ нему?

Гаврило съ мрачнымъ отчаяніемъ покачалъ головой.

— А ежели ты землишки достанешь, такъ ужь не забудь меня, позови пахать. Живо я это дѣло оборудую, вполнѣ положись! А насчетъ того, что у меня у самого пахоты чуть-чуть, дня на два, такъ ты ужь мнѣ доплати, какъ люди.