Две дамы и король - [23]

На полу в лифте лежала женщина. Лежала так, что Олег сразу понял — это уже не человек, а нечто неодушевленное. Тело опирается лопатками в стенку лифта, подбородок касается груди, лица не видно. Он зажмурился на долю секунды — мозг не готов был воспринять сразу все увиденное. Потом снова стал смотреть, стараясь разглядеть детали — одна нога босая, запястье неловко подвернуто, колени в разные стороны, рядом валяется сумочка, какой-то шарф комком на плечах загораживает лицо…

Олег внезапно, толчком сознания вспомнил про Губина у себя за спиной и обернулся. И тут он обнаружил, что Губина нет. Губин исчез.

Регина добралась домой на издательской машине.

Открыла дверь ключом — в прихожей горел свет. Значит, муж был дома и еще не спал. Из большой комнаты к ней радостно приковылял бассет Троша — красиво-уродливый домашний божок, которому дружно поклонялись все домочадцы и друзья их семьи. Регина наклонилась почесать его за ушком — бассет с удовольствием завертелся у нее под руками, подставляя то один бок, то другой. Обычно с той минуты, как Троша подбегал к ней, задрав голову с волочащимися по полу ушами, а она начинала гладить его по лоснящейся складчатой холке, все мысли о работе отступали. С этой минуты она оказывалась дома — когда у ней под руками вертелся восторженный Троша, радующийся и хозяйке, и набитым чем-то соблазнительным сумкам, которые Регина, как все российские женщины, таскала домой ежедневно. Дальше, куда бы она ни пошла в квартире, Троша рысил рядом, не отступая ни на шаг. Естественно, пока у нее в руках были сумки. Как только сумки оказывались на стуле, он садился рядом сторожить.

Вслед за Трошей из большой комнаты появился муж. Он встал в дверях, опершись плечом на притолоку, и выглядел немного странно, необычно для себя. На лице его застыла какая-то смущенная и одновременно настороженная легкая улыбка.

— Привет, — кивнула ему Регина.

— Привет, — ответил он. — Как дела?

— Порядок, — ответствовала Регина, сбрасывая туфли с ног. Затем направилась на кухню выгружать .сумки, ставить чайник, смотреть новости по маленькому телевизору, который стоял на холодильнике.

Муж последовал за ней на некотором отдалении.

— Где ты была? — спросил он у нее.

Так получилось, что спросил в спину, пока она выкладывала из сумок купленное в местном «Перекрестке». По его тону она поняла, что он не хотел задавать этот вопрос, но не смог с собой совладать. Вопрос рвался наружу, в душе гнездилось мучительное сомнение — ни о чем другом муж думать не мог. Она это понимала, но все равно его поведение вызывало раздражение. «Чего он хочет услышать? Чего добиться? Чтобы я рассеяла его сомнения, сказала что-то утешительное?» Но это казалось глупо, смешно — как он сам этого не понимает? Регина обернулась:

— На работе задержалась, рукописи читала. Не думала, что ты уже дома, что-то рано ты сегодня.

— Я звонил тебе на работу.

«Боже мой, начинается…» — мысленно вздохнула Регина. Противно вести такой разговор, когда ты ни в чем не виновата. Если виновата — не менее противно. В общем, такой разговор вести в любом случае противно. И бессмысленно, считала она, но заявлять об этом вслух не собиралась.

— Я до девяти была в кабинете, а потом пошла к шефу — он попросил посмотреть Фаулза, а это последнее достижение нашего издательства, — постаралась спокойно объяснить она, хотя не любила, когда ей навязывали игру «в оправдания». У нее было мерзкое ощущение, что ее пытаются припереть к стенке, а это Регина ненавидела.

— Сегодня мне сказали, что у тебя роман с Губиным… — напряженным тихим голосом произнес муж.

— Кто сказал? — устало спросила Регина.

— Некто позвонил по телефону и предупредил.

«Да, мир не без добрых людей…» — подумала она.

Зависла пауза. Регина поняла, что муж ждет ответа, того самого утешительного ответа, и медленно проговорила:

— Я бы так не сказала…

— Что это значит? — нервно откликнулся муж.

— Это значит: нет, — вздохнула Регина, тяготясь объяснением.

— Но почему мне звонят? Если у тебя нет романа, почему мне звонят и ставят в известность? Почему некто так сильно переживает за крепкую советскую семью, что звонит и предупреждает? Все-таки? Нет .или да?

"Ну, что ты хочешь услышать: что да, у меня роман, я тебе изменяю, я тебя больше не люблю? Зачем ты принуждаешь меня сказать тебе эту ерунду, тем более что эта ерунда — не правда? Тебе легче станет?

Я сама не знаю, есть у меня роман с Губиным или нет.

Роман, любовь… Не знаю. Тебе очень хочется услышать о том, как мы сегодня с ним пили шампанское и целовались, и я бы не сказала, что я при этом испытывала отвращение? Это измена (пошлое мелодраматичное слово!) — или нет? Но ведь и влюбленности я не чувствую… С Губиным я чувствую скорее спокойный комфорт… Я сама не разобралась и ничего пока не поняла. А ты упрекаешь меня в том, что я не спешу тебе об этом докладывать. Нонсенс". Регина лукавила — разумеется, она знала, что муж не хотел слышать рассказ о поцелуях, он просто хотел, чтобы ничего такого никогда не было, чтобы подобное было совершенно исключено и чтобы Регина так ему и сказала.

Она могла сказать — уж это-то она могла для него сделать… Но из какой-то вредности и духа противоречия не говорила.