Дважды Татьяна - [41]

Однако новоявленные братья веселились без особого энтузиазма.

Еще в вестибюле Таня заметила молоденького лейтенанта, который внимательно на ее посматривал. Кто он? Девушку тревожил этот изучающий взгляд: «А ведь я его видела… Где? Когда?»

Таня подошла к киоску с цветами. Как она и ожидала, рядом с ней вскоре оказался молодой офицер.

— Какая прелесть! — сказала Таня, любуясь пышными алыми гвоздиками.

Чех поклонился и, коверкая русские слова, попросил принять от него в подарок небольшой букетик. Таня пыталась спорить, но цветы уже были у нее в руках, любезно врученные расторопной продавщицей.

Таня поблагодарила, прижала букетик к лицу и уже по-немецки спросила:

— Вы — чех?

— Наполовину. Мать — чешка, отец — итальянец.

— Вы говорите по-немецки?

— О, да! Я — переводчик. Хорошо знаю немецкий, итальянский, чешский. Немного — русский.

— Вы — доброволец?

— Это не имеет значения, — уклончиво ответил чех по-немецки. — Здесь, по-моему, невесело, фрейлейн… Здесь веселятся только немцы.

В ответ Таня громко отчеканила:

— Я приветствую германский дух во всем. Это непобедимая сила. Фюрера нам послал сам бог!

Стоявший спиной к Тане немец в форме войск СД не замедлил обернуться к ней и гаркнул:

— Хайль Гитлер!

— Хайль, — ответила Таня.

Чех слегка поклонился капитану. Едва тот отошел в сторону, он шепнул Тане:

— Уйдемте отсюда…

— Что вы, я хочу танцевать, — возразила Таня. Ей нужно было разглядеть получше погоны и знаки отличия у офицеров, уточнить и запомнить, из каких они частей.

— Что ж, танцевать я тоже люблю, — задорно отозвался чех. — Тем более, мне еще не выпадало счастья танцевать с Золушкой, вырвавшейся на бал…

Они кружились в танце, а Таня, стараясь охватить взглядом весь зал и побольше запомнить, мысленно то и дело возвращалась к словам своего партнера. Он улыбался безмятежно и приветливо. Заговорил негромко:

— Не удивляйтесь, фрейлейн. Меня с детства считали большим фантазером. Я был обидчивый мальчик и нередко мечтал, как сумею проучить своих врагов. Иногда воображал себя грозным пиратом или бросался на поиски клада. Говорят, это с возрастом иногда не проходит. Сейчас мне пришла фантазия, что вы — Золушка и умеете удивительно меняться… Простите, я даже не представился. Юзеф Басти.

— Татьяна. Можете называть меня просто Таней.

Она уже запомнила все, что нужно, и минут через сорок сама предложила покинуть зал. Они вышли на улицу.

У подъезда толпились солдаты охраны, полицейские, жалкого вида девицы. Звонкие мальчишеские голоса предлагали купить папиросы.

Лейтенант, поддерживая Таню под локоть, медленно шел с ней вдоль улицы. Из-за колонны клуба кто-то крикнул вслед:

— Эй ты, фашистская подружка! Овчарка немецкая.

Таня заметила кричавшего, быстро вернулась обратно. Молодой парнишка, не пытаясь убегать, стоял за колонной. Не успел он опомниться, как Таня наотмашь ударила его по лицу.

— Ну, я тебе это припомню, — зло прошипел паренек. Увидев приближавшегося лейтенанта, он поспешно ретировался.

— Я тебя тоже запомню! — крикнула Таня.

А про себя подумала: «Ах, паршивец! Хороший, должно быть, хлопец».

Если бы он знал, этот парнишка… Если бы мог предвидеть, что в скором времени ему придется…

Впрочем, не станем забегать вперед.

— Я знаю, где вы живете, Таня, — сказал Юзеф. — На улице Горького. Я иногда встречал вас, только вы были совсем-совсем другая, а теперь преобразились, как Золушка.

— Да, — ответила девушка, — теперь я тоже вспомнила дом, откуда вы выходили.

Наконец-то она поняла, отчего лицо офицера показалось ей знакомым.

— Мы можем встречаться чаще, если вы захотите, — сказал Юзеф. — Я каждое утро выхожу из дому в четверть девятого. Возвращаюсь в…

— Для чего вы говорите мне это? — прервала его Таня. — Чтобы при встречах с вами я выслушивала такие комплименты, как сегодня? Вы слышали, что крикнул мне тот парень? И без этого боишься всего и всех…

— Прошу вас, не обращайте внимания. И не надо меня бояться, — тихо произнес лейтенант Басти. — Мне кажется, вы очень хорошая, вам тоже трудно, и я хочу сказать: я ни в чем не виноват…

— Разве я обвиняю вас в чем-нибудь?

— Не знаю… Мне показалось… Ведь он оскорбил вас, когда увидел русскую девушку с человеком в этой форме. Она мерзка мне самому, поверьте.

— Зачем же вы ее носите? — с вызовом спросила Таня, но большие, всегда как будто чуточку расширенные глаза ее смотрели детски-наивно.

— Если б вы знали, как я их ненавижу! Высшая раса… Пришли на бал к славянским коллегам… А в бою гонят нас впереди и сами прячутся за наши спины, держат пистолеты наготове. Если мы отступим, перестреляют нас, как куропаток. Одним словом, истинное братство…

— Но почему вы рассказываете это мне? — удивленно спросила Таня.

— Потому что вы — русская. А у меня мать — славянка. Отец мой потомок Гарибальди. И вдруг на мне этот мерзкий мундир.

— Успокойтесь, Басти. Быть может, все не так уж плохо. Армия фюрера одерживает победы. Она — в Европе. Оккупировала часть СССР. Наступит день, и вы поймете, что должны гордиться своим мундиром!

— Оккупация — это ненадолго, Татьяна. Многие смеются над блицкригом, длящимся второй год… Еще я хочу сказать вам: если от меня понадобится какая-нибудь помощь, я буду рад…