Дважды первый - [24]
— Ия вам тоже.
— Возможно, встретимся! — И Биб показал большим пальцем правой руки вниз. — Где-нибудь там, возле дна.
— Как знать… Все возможно, — поклонился с улыбкой Пиккар.
Биб, скрестив руки на груди, долго глядел ему вслед.
САЛЮТ АДМИРАЛУ!
Пиккар, погруженный в свои мысли, не спеша шел по улицам Антверпена. Он оставил автомобиль возле отеля и решил пройтись немного пешком. Он любил думать во время ходьбы.
«Ну вот, батискаф готов, — думал он, — удалось достать даже судно для его буксировки в Дакар, так что все, кажется, сложилось очень удачно, и в то же время… — Он не верил в предчувствия, но что-то его беспокоило. — Вот это судно, «Скальдис», уж очень оно невезучее… Похоже, что его создали не под счастливой звездой…»
Бельгийскому грузовому пароходу «Скальдис» и впрямь не везло. Во время его первого плавания по Балтийскому морю у него заклинило руль, вышел из строя электродвигатель, приводящий его в движение. В довершение всего капитан изловчился и посадил «Скальдис» на риф. Пароход с трудом сняли с него и отвели в Антверпен, в сухой док. Едва успели спустить, и сразу серьезный ремонт.
«Или это уж происки рока, — думал Пиккар, — …первая моя экспедиция обязательно начинается с неприятностей. А уж там только начнись. Как было тогда, в тридцать первом году? С самого начала, во время полета и на посадке сплошная цепь невезения. Впрочем, надо надеяться, что сейчас все будет иначе».
Пиккар вышел на центральную, Мейрскую площадь города. Здесь было шумно и многолюдно. Да и темп жизни в Антверпене совсем иной, чем в Брюсселе. Здесь больше спешащих людей, они не стоят у витрин магазинов, подолгу разглядывая разложенные за стеклом товары, а бегут каждый своей дорогой — иногда сталкиваясь, бормоча впопыхах извинения.
Торопливые люди, торопливый век…
Пиккар прошел мимо старого собора — он заглянул сюда как-то — и на темных, холодных стенах, к своему удивлению, увидел картины Рубенса. Некоторые из них были наполовину задернуты темно-зелеными люстриновыми занавесками. Он не понял тогда, что это — забота или небрежность…
Улица, по которой он теперь шел, была прямая и опускалась отлого к порту. Дома здесь стояли попроще, да и улица сама уже не казалась такой чистой, как в центре города. А вскоре в лицо ему ударила густая смесь запахов свежего дерева, соленой рыбы, машинного масла, железа, кажется, пива — здесь много мелких пивнушек и чего-то еще очень знакомого, но что в этой сумятице запахов нельзя различить.
Это был запах большого порта.
А вскоре прямо перед ним, в просветах меж закопченными стенами зданий, блеснули желтоватые, покрытые вечной рябью воды реки Шельды. Здесь, чуть выше Антверпена, стоял в доке «Скальдис».
На пирсе ждали только Пиккара. К погрузке батискафа все было готово. Пиккар обошел вокруг платформы, на которой стоял батискаф, окинул его придирчивым взглядом, потом осмотрел развернутую пасть трюма, прикидывая, свободно ли туда пройдет батискаф.
Когда стрела мощного подъемного крана подняла это странное, неизвестно на что похожее сооружение и медленно пронесла его над землей, потом над судовыми надстройками «Скальдиса» и остановила как раз против открытого трюма, Пиккар снял шляпу, достал аккуратно сложенный носовой платок и вытер покрывшийся испариной лоб.
Через минуту батискаф погрузился в глубокий трюм «Скальдиса». Было 15 сентября 1948 года. Перед кораблем лежал путь в Дакар. Там назначена встреча с французским судном «Инженер Эли Монье», на борту которого Пиккара будет ждать капитан Жак-Ив Кусто. Им предстоит вместе испытать батискаф.
«— В этой компании не хватает только профессора Биба, — подумал Пиккар. — Все-таки нельзя не признать, что именно Биб первым открыл нам подводные бездны».
Уильям Биб, как сказал о нем его друг, изобретатель батисферы Отис Бартон, был «недоступен, как индийский набоб, и вдвое недоверчивее». Он очень неохотно заводил новые знакомства, но зато с невероятной настойчивостью добивался встреч с людьми, ему нужными. Что поделаешь: деньги на научные экспедиции дают не слишком охотно и их приходится выбивать всеми возможными способами.
В ранней молодости Биб занимался зоологией, много путешествовал, работал в экспедициях в Гималаях, в Южной Америке и в двадцать два года дослужился до должности директора крупного музея орнитологии и сверх того был уже автором солидной монографии, посвященной фазанам. Тогда он еще и не думал, что оставит своих птиц ради рыб, что тихим и пустынным залам музея он предпочтет шум морского прибоя и вечный зеленый сумрак морских глубин. Биб навсегда полюбил море, только однажды опустившись в водолазном костюме. Бурная безмолвная жизнь, которая открылась ему, глубоко взволновала его.
Он увидел, как «в зеленой пучине в сумеречном свете раскачивались щупальца морских вееров и плавали огромные рыбы, там, куда меня не пускал шланг». Чтобы увидеть ближе жизнь этих странных существ, Биб решил к ним опуститься в глубоководном аппарате, напоминающем формой короткую толстую трубу, запаянную с обоих концов. Биб был биологом, а не инженером и искренне верил, что цилиндр — лучшая форма для камеры, способной выдержать гигантские давления больших глубин.
