Двадцать три ступени вниз - [42]

Следующий вопрос: куда должен быть включен тезис о незыблемости Самодержавия — в манифест, которым царь известит страну об учреждении Думы, или в конституционный закон, на основе которого она будет создана? Выступающие считают, что это все равно. Николай заявляет: «Нет, не все равно. Манифест прочтется и забудется, а закон о Думе будет действовать постоянно». И указывает: включить соответствующую формулу не в манифест, а в закон.

Затем он хочет знать: упоминает ли о его особе формула ответственности депутата Думы за свою деятельность? «Прочитайте мне проект текста присяги депутата». Читают. Проект гласит: «Обещаем перед всемогущим богом исполнять возложенные на нас обязанности, как верноподданные самодержавного нашего государя». Достаточно ли крепко завинчено? Чтобы не оставалось сомнений на этот счет, он хочет сравнить запроектированную присягу депутата Думы с действующей присягой члена Государственного совета. Зачитали ему и эту. Минута раздумья, потом он заключает: «Эта формула (первая) мне нравится больше. Она короче и гораздо яснее». И указывает: «Считать принятым первый текст».

Теперь, когда уточнено главное, то есть касающееся его божественной личности, можно перейти к сути дела.

Ставится на обсуждение вопрос: кто может избирать и быть избираемым в Думу? А. С. Стишинский напоминает участникам совещания, что статья 54-я будущего закона преграждает доступ в Думу лицам, «не знающим русской грамоты». Поскольку подавляющее большинство жителей империи неграмотно, а особенно мало грамотных среди крестьян, возникает соображение: как, по каким нормам и на каких условиях предоставлять им активное и пассивное избирательное право? Завязывается дискуссия, в центре которой оказывается проблема народного просвещения вообще.

Стишинский заявляет:

— Понятие грамотности слишком условно и допускает весьма противоречивые толкования. Среди деревенских стариков весьма мало грамотных, а они-то, наиболее почтенные и опытные люди, не будут иметь возможности явиться в Думу представителями своего сословия.

Стишинского поддерживают Шванебах, Будберг, Нарышкин и Павлов.

Нарышкин:

— Ваше величество, господа, я вынес глубокое убеждение в том, что неграмотные мужики, будь то старики или молодежь, обладают более цельным миросозерцанием, нежели грамотные. Первые из них проникнуты охранительным духом, обладают эпической речью. Грамотные же увлекаются проповедуемыми газетными теориями и сбиваются с истинного пути.

Булыгин:

Нельзя допускать в Думу таких членов, которые не в состоянии прочесть печатные материалы по тому или иному вопросу, рассматриваемому в Думе.

Коковцев:

— Всем известно, что деревенские старики «судят по душам». Но ведь не для этого крестьяне будут призваны в Думу, и не следует чересчур увлекаться желанием выслушать в ней эпические речи неграмотных стариков. Члены Думы должны уметь разобраться, по возможности самостоятельно, в предлагаемых на их обсуждение делах и бюджетных вопросах. Иначе они будут только пересказывать эпическим слогом то, что им расскажут и подскажут другие.

Верховский:

— Члены Думы при своем вступлении в нее должны подписывать присягу. Значит, они должны, по крайней мере, уметь написать свою фамилию.

Нарышкин:

— Они будут ставить три креста, или за них будут подписывать присягу другие сочлены… Неграмотность не мешает совершению крестьянами гражданских актов. Неграмотные старшины гораздо лучше справляются со своим сложным делом, нежели знающие грамоту.

Николай:

— Я согласен с тем, что такие крестьяне с цельным мировоззрением внесут в дело больше здравого смысла и житейской опытности.

Павлов:

— Грамотных следует считать нравственно испорченными и совращенными с пути истинного. Это плевелы. Ибо что такое сама по себе грамота? Среди чтимых православной церковью святых есть один пустынник, не знавший грамоты. Слава о нем разошлась по всему миру и достигла Афин. Два мудреца спросили святого: «Неужели ты неграмотен?» А он им ответствовал: «Скажите мне: человек для грамоты или грамота для человека?» И мудрецы поклонились ему в ноги. Вот вы и отвертывайтесь от такого человека, не допускайте его в члены Думы.

Царь выносит решение, о котором в протоколах Петергофского совещания гласят строки:

«Его императорское величество: Может быть, и в самом деле лучше исключить статью 54 на первое, по крайней мере, время. Пойдем далее».

Итак, насчет вредоносности грамотеев все ясно. А как по части других сомнительных элементов — например, интеллигенции, которая оное зло грамотности распространяет? А как быть с рабочими? С инородцами?

От имени группы членов Государственного совета, включающей Будберга, Бобринского, Нейгардта, Герарда и Рихтера, делает заявление Нарышкин:

— Председатель Комитета министров высказался за дарование избирательных прав довольно многочисленному классу фабрично-заводских рабочих. Он… выставляет мотивом признаки серьезного брожения между рабочими… Не могу не указать, что есть еще не коренной слой населения, преимущественно городского, который однако, облекается (по проекту закона) упомянутыми правами. Это интеллигенция, не владеющая имущественным цензом, а платящая только налоги, промысловый и квартирный. Я возражаю против допущения к выборам этих квартиронанимателей, опасаясь, что таким путем проникнут Думу весьма нежелательные элементы.