Двадцать три ступени вниз - [166]

Кстати было бы вспомнить, что советской власти вначале претила идея жестоких кар. Смертная казнь в первое время (после ноября 1917 года) вовсе не применялась. Принципиальным правилом были гуманная сдержанность и великодушие. Достаточно было уличенному подсудимому пообещать, что он «больше не будет», что он от борьбы против советской власти отказывается, как его отпускали на свободу. «Нас упрекают, — говорил в ноябре 1917 года В. И. Ленин, — что мы применяем террор, но террор, какой применяли французские революционеры, которые гильотинировали безоружных людей, мы не применяем и, надеюсь, не будем применять…».[5] Одна из инструкций Ф. Э. Дзержинского органам безопасности 1918 года гласит:

«Вторжение вооруженных людей на частную квартиру и лишение свободы повинных людей есть зло, к которому и в настоящее время необходимо еще прибегать, чтобы восторжествовали добро и правда. Но всегда нужно помнить, что это зло, — что наша задача — пользуясь злом, искоренить необходимость прибегать к этому средству в будущем».[6]

С самого начала, в принципе отвергнув террор и смертную казнь, как методы борьбы и самообороны, советская власть, однако, вскоре оказалась вынужденной прибегнуть к этим мерам, чтобы не заплатить за великодушие слишком дорогой ценой — своим существованием. Уже 14 (27) января 1918 года В. И. Ленин, выступая в Петроградском Совете, призывает рабочих и солдат осознать, что в борьбе с наседающей контрреволюцией «им никто не поможет, кроме их самих».[7] А 21 февраля того же года, когда обозначилось намерение кайзеровских генералов перейти в наступление на Петроград, Совет народных комиссаров под председательством В. И. Ленина принимает декрет «Социалистическое отечество в опасности!», восьмой пункт которого гласит:

«Неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления».[8]

Опираясь на это решение правительства, ВЧК через день объявляет, что «до сих пор она (то есть ВЧК) была великодушна в борьбе с врагами народа, но в данный момент, когда гидра контрреволюции наглеет с каждым днем, вдохновляемая предательским нападением германских контрреволюционеров», советская власть не видит других мер борьбы, кроме самых решительных и крайних.[9]

В общем до лета 1918 года, то есть до екатеринбургских событий, случаи тяжелых наказаний насчитывались в Советской России единицами. Стремясь обезвредить своих врагов, советская власть тем не менее избегала самой крайней меры, то есть лишения их жизни. Иную позицию заняли тогда некоторые «ультрареволюционные» политические группы, главари которых впоследствии сделали сочинение небылиц о «большевистских зверствах» своим излюбленным занятием. Например, левые эсеры в лице своего лидера Марии Спиридоновой потребовали для себя анархистского «права» на расстрелы без следствия и суда. Возражая этим людям на V Всероссийском съезде Советов, Я. М. Свердлов 5 июля (то есть за 11 дней до екатеринбургского финала Романовых) говорил: левые эсеры выступают «против смертной казни по суду. Но смертная казнь без суда допускается. Для нас, товарищи, такое положение совершенно непонятно, оно кажется нам совершенно нелогичным».[10] Отстаивая принцип революционной законности и организованного пролетарского правосудия в противовес левоэсеровским и анархистским установкам на «эмоциональный» произвол, Я. М. Свердлов вместе с тем заметил, что, конечно, революция в своем развитии может вынудить советскую власть и к «целому ряду таких актов, к которым в период мирного развития, в эпоху спокойного органического развития мы бы никогда не стали прибегать».[11]

Поскольку не оставалось никаких иллюзий насчет того, почему белые рвутся к дому Ипатьева и как поведут себя Романовы в случае, если интервентам и белоказакам удастся их захватить, Уральский Совет принял кардинальное и единственно возможное в тех условиях решение.

Приговор, вынесенный в Екатеринбурге 12 июля, был приговором Романовым по совокупности совершенных ими преступлений. Он отразил требования страны в целом, местного трудового населения в особенности.

Главный редактор газеты «Уральский рабочий» засвидетельствовал в двадцатых годах, что ее читатели в июне-июле 1918 года засыпали редакцию письмами, в которых, во-первых, выражали беспокойство, «не сбежит ли царь», во-вторых, призывали «покончить с ним». Такие призывы звучали и в письмах, и с трибун рабочих митингов и собраний как в Екатеринбурге, так и по всему Уралу.[12]

Низкорослый голубоглазый человек с подергивающимся плечом и тусклым взглядом глубоко чужд и враждебен был народу, подпавшему под его власть. И царь, и его политические оруженосцы боялись народа, ненавидели его и всегда были готовы устроить ему кровопускание.

Злодеяния царизма неисчислимы. Вина его перед страной безмерна. В. И. Ленин в «Письмах из далека» писал, что события раскрыли перед миром всю «гнилость, гнусность, весь цинизм и разврат царской шайки»… «все зверство семьи Романовых — этих погромщиков, заливших Россию кровью…» Ради сохранения своей власти, привилегий, миллионов десятин земли и прочей «священной собственности» эти первые среди русских помещиков всегда готовы были пойти и шли, по выражению Ленина, «на все зверства, на все преступления, на разорение и удушение любого числа граждан» страны, волей исторических судеб оказавшейся под властью царизма.