Двадцать третий пируэт - [8]

Дверь в ванную была открыта. Вера машинально ее прикрыла. Луч солнца из маленького окна напротив осветил фигуру Никишки, парящую в стае сказочно красивых птиц. Не в силах стоять, Вера села на табуретку, поджав под себя ноги. Она слизывала с губ соленые слезинки и, обхватив голову руками, раскачивалась из стороны в сторону, как еврей во время молитвы.

Идея Веры Скобелевой начала осуществляться.

После урока Вера решила зайти в букинистический магазин на Литейном. Теперь ее интересовало все, что связано с эпохой Ивана Грозного. Ее пропустили к стеллажам с книгами. «Опричный террор» Скрынникова — так называлась книга, купленная Верой.

Дома, в почтовом ящике, лежали газеты и письмо. Марка на конверте была иностранная, адрес написан латинским шрифтом. Вера поднялась к окну и распечатала конверт. На фотографии — Игорь на фоне Эйфелевой башни. «Любимому другу. Твой почти Робинс» — подписал он фото печатными буквами. Письма не было, Вера перевернула фотографию.

«Очень тебя прошу. Зайди в училище и посмотри выпускные классы. Мне нужна хорошая девочка и несколько парней. Целую. Игорь. Париж. Весна».

Вера шла мимо памятника Екатерине, мимо Александрийского-Пушкинского театра и с каждым метром, приближавшим ее к улице Зодчего Росси, волновалась все больше и больше. Улица помнила, как молодая женщина приводила маленькую девочку с косичками, на тонких ножках, к подъезду прославленного хореографического училища. Не забыла она и стройную, с худым строгим лицом девушку. Помнила ее улица Зодчего Росси счастливую и полную наивных надежд. Красивую и нарядную после выпускного спектакля.

«Здравствуй, улица Зодчего Росси. Здравствуй».

Женщина-дежурная, сидевшая за слабо освещенным столом, Веру не знала.

— Вы к кому? — поинтересовалась она.

Вера показала ей свой театральный пропуск.

— Привет, Скобелева, — раздалось за ее спиной. — Чаще надо бывать, моя дорогая.

Зоя Сидоровна Петрова — характерная танцовщица — обладала диким темпераментом. За глаза артисты звали ее «чумой».

— Ты чего не в Парижске? Не взял, мерзавец. А тебе надо было его припугнуть. Войти в кабинет, шваркнуть по столу. Он ведь трус. Я-то его знаю как облупленного.

Лифт не работал, и они пошли пешком.

— А Мишка-то мой. Опять женился. Хорошая девочка, с баллончиком[3].

«В семейной жизни это, конечно, необходимо», — подумала Вера.

— А ты чего приперлась? — поинтересовалась Петрова.

Узнав причину Вериного прихода, она сказала:

— Ни хрена нет интересного. Сопли тети Моти. Сама увидишь. Ты куришь? Опять забыла папиросы в машине.

Женский выпускной класс занимался в репетиционном зале. Раньше, когда администрация балета Кировского театра находилась в помещении хореографического училища, «репетиционный» принадлежал театру. Уроки солисток и все репетиции проводились в нем. Внутри, на уровне этажа, зал был опоясан балконом, и ученикам иногда разрешалось присутствовать на репетициях. Но чаще не разрешалось. Тогда дверь слегка приоткрывалась, и любопытные девчонки и мальчишки, образуя кучу-малу, краешком глаза все-таки умудрялись увидеть своих кумиров. Теперь, когда театру пристроили флигель, балет перебрался в его помещение. И «репетиционный» передали на вечное пользование училищу. «А жаль, — подумала Вера. — Было у кого поучиться».

Выпускной класс вела прославленная в прошлом балерина Надежда Михайловна Мордвинская, подруга Вериной мамы. Мама ее очень любила.

Они встретились в «предбаннике» репетиционного, обнялись и крепко расцеловались.

— Ты почему не в Париже? Да-да, прости. Я звонила тебе несколько раз, — спохватилась Надежда Михайловна. — Не вылезаю из училища. Сама понимаешь, — и она показала на дверь зала. — Очень трудные девочки. Ну, пойдем.

Зал — большой и светлый, с небольшим покатом в сторону зеркала.

Девочки сделали «книксен». Вера поцеловала Юлию Осиповну, концертмейстера, маленькую толстую старушку, которая работала еще с Вагановой, и урок начался.

— Нина, держи локоть. Ира, подбери зад. Не раскисай, не раскисай. Галя, тяни подъем, — звучали такие знакомые с детства слова.

Пока одна из девочек поливала пол из лейки для «середины», Надежда Михайловна сказала:

— Обрати внимание на ту, в розовом купальнике с цветочками. Лена Никитенко. Лентяйка, но способная. Хочу попробовать ее в Кировский. Ничего девочка. Но там плохо с местами. — И закричала ученице, которая поливала пол: — Что ты устроила море разливанное?! Мы же не фигурным плаваньем пришли заниматься. Все, хватит. Встали.

Вера помнила Лену Никитенко еще совсем ребенком. В детских номерах у них в театре она выделялась своей артистичностью.

«Середина» была интересной. Комбинации шли сложные, но очень танцевальные. Лена стояла в первой линии, и Вера видела, что, закончив каждую комбинацию, она поглядывает в ее сторону. Она умела себя преподнести, эта Лена Никитенко. Было в ней что-то «балеринское», как говорят специалисты.

Поблагодарив Надежду Михайловну и пообещав звонить, Вера решила поговорить с Леной. Нашла ее в раздевалке.

— Здравствуйте, тетя Вера, — после крепкого, почти мужского, рукопожатия сказала она. — Простите, я голая. Сейчас переоденусь.