Двадцать минут на Манхэттене - [16]

Вообще-то идея о параллельной системе передвижения для привилегированного сословия довольно стара. Медичи возвели в ренессансной Флоренции знаменитый коридор Вазари как обособленный «небесный путь», позволяющий им переходить из Уфицци в великокняжеские чертоги по другую сторону реки Арно, не снисходя и не смешиваясь с простолюдинами. Парижские пассажи XIX века, так восхищавшие Вальтера Беньямина, были не чем иным, как частными торговыми галереями, спроектированными для того, чтобы значимые персоны могли предаваться потребительским удовольствиям без необходимости смешаться с простыми смертными. Подобные места – точки притяжения как для «небесных путей», так и для торговых моллов, которые поглощают и приватизируют уличное пространство. Несмотря на морфологическое, а порой и функциональное сходство, они весьма отличны от заманчивого, почти что внутреннего пространства таких мест, как большие базары марокканского Феса и Стамбула или же узкие затененные улицы Севильи. Там первичная наземная сеть резко интенсифицирована торговлей и укрыта от нежелательных элементов, но остается вплетенной в окружающую городскую ткань.

«Контролируемая окружающая среда» – еще одна великая навязчивая идея модернизма. Одна из причин экологического кризиса, так нас сейчас беспокоящего, – парадигма, в которой предусматривается обособление здания не только от социального, но и от физического окружения. Невообразимые потоки энергии тратятся на то, чтобы механически поддерживать в зданиях, а также воздушных переходах, торговых моллах и купольных стадионах ровную температуру в течение всего года. Глупость состоит не только в глухой изоляции от естественных проявлений природы, которым и положено порой быть неблагоприятными, но и в более широком допущении, что централизованное управление (воздухом или населением) можно распространять беспредельно. Не исключено, что как раз такого рода гордыня и подтолкнула Гею к радикальному решению.[27]

В сущности, здесь замешан идеологический, а не технологический фактор. Просвещение заигрывало с «естественным состоянием», с той воображаемой исходной точкой всякого общества, отталкиваясь от которой человечество движется по пути прогресса к идеальным общественным отношениям в будущем. Кто-то, как Томас Гоббс, смотрел на это состояние с пессимизмом, представляя себе «войну всех против всех», когда жизнь человека «беспросветна, тупа и кратковременна».[28] Другие, подобно Жан-Жаку Руссо, воображали райскую жизнь в простоте, изобилии и согласии. Гоббс и Руссо стали основоположниками противоположных политических традиций, но каждый из них выработал философию управления человеческими отношениями через все расширяющийся контроль окружающей среды.

Хотя Руссо – более очевидный источник модернистской зацикленности на восстановлении Эдема, Гоббс выступает в данном случае как его действующее исподволь подсознание, как железный контроль, скрытый за райскими кущами. Архитектура воплощает эти противоположности разными путями, распространяя свое влияние через впечатляющие формальные прототипы. Например, Хрустальный дворец, спроектированный Джозефом Пакстоном для Всемирной выставки 1851 года в Лондоне, – это гигантская, размером с торговый молл, структура, целиком выполненная из стекла и железа, в сущности гипертрофированная теплица, созданная для демонстрации достижений мировой промышленности. Историческое значение имела как величина закрытого, контролируемого пространства, так и его прозрачность. Прозрачная мембрана позволяла считать Хрустальный дворец зримым продолжением природы и одновременно давала возможность отгородиться от ее превратностей. В числе его наследников такие причудливые проекты, как идея Бакминстера Фуллера накрыть Средний Манхэттен куполом с контролируемым климатом, и менее известный проект «Город-лайнер» 1956 года французского архитектора Владимира Гордеева (Wladimir Gordeeff) – просторный обитаемый молл с кондиционированным воздухом, позволяющий белым колонизаторам с комфортом жить в Сахаре – хотя подобные торговые моллы, аэропорты и атриумы распространены сейчас повсеместно.

«Небесные пути» – это наследие еще одной фантазии о повсеместном контроле, возникшей в конце XIX века на волне широкого обсуждения того, каким надлежит быть современному городу. Вдохновляясь появлением небоскребов и продвинутых технологий движения, таких, как поезда, автомобили, лифты и самолеты, архитекторы и прочие визионеры пришли к картинам, в которых отразились их совокупные представления о «городе будущего», хотя у каждого конкретного автора эти представления разнились в интервале от оптимистических архитектурных утопий до мрачных, высокобюджетных голливудских дистопий (противопоставление, которое многим покажется бессмысленным). На практическом уровне эти идеи легли в основу большинства проектов регулирования движущихся потоков.

Картинка, складывающаяся из нового многообразия систем движения и резкого увеличения числа скоростных аппаратов, подразумевала, что каждое средство передвижения действует на собственном горизонтальном уровне. Города представлялись слоистыми, так, чтобы каждый уровень лежал над или под другими. Метро располагалось под землей, пешеходы – еще выше, над ними – поезда на эстакадах, над теми проносятся вертолеты и автожиры, а над крышами парят самолеты и дирижабли. Городские слои соединяются лифтами, снующими вверх и вниз по башням, являющимся неотъемлемым элементом дивного нового города.